Что представляет собой наше нынешнее Министерство энергетики РФ? Я почему-то уверен, что положение об этом ведомстве, которое условно можно называть “конституцией Министерства энергетики России”, мало кому известно. Мы по инерции думаем, что полномочий у него никак не меньше, чем имелось у его предшественника времён СССР, но это совершенно не так. Это положение разрабатывалось в начале 1990-х, принято в 1994 году, с тех пор и действует, хотя, конечно, с многочисленными изменениями, дополнениями и изъятиями из текста, который был разработан теми самыми “мальчиками в розовых штанах” времён Егора Гайдара.
Если совсем коротко, то полномочий у Минэнерго России не просто меньше, а намного меньше, чем было у Минэнерго СССР, и это несмотря на то, что российское Минэнерго вобрало в свои недра сразу несколько министерств, имевшихся у страны Советов. Конечно, состав советских министерств неоднократно изменялся, дополнялся и расширялся, но к 1991 году, который, к огромному сожалению, стал последним для СССР, у нас имелись следующие министерства, имеющие самое непосредственное отношение к энергетической отрасли: Министерство атомной энергетики и промышленности, Министерство нефтяной и газовой промышленности, Министерство строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности, Министерство угольной промышленности, Министерство химической и нефтеперерабатывающей промышленности, Министерство водохозяйственного строительства, в ведении которого находилось и строительство ГЭС, и Министерство энергетики и электрификации.
Был единый народнохозяйственный, как тогда говорили, комплекс, в составе которого имелись собственные НИИ, КБ, тесно сотрудничавшие с целым рядом других министерств, которых тоже было несколько. Интересы развития топливно-энергетического комплекса (ТЭК) во всём их многообразии обеспечивало Министерство геологии. Энергетическим машиностроением занимались сразу два Министерства: машиностроения общего и тяжёлого. Надёжной базой для всех планов было Министерство станкостроительной и инструментальной промышленности, не отставали от него Министерство радиопромышленности и Министерство промышленности электронной, а также Министерство электротехнической промышленности и приборостроения.
Кто постарше, тот помнит, что ни одно из этих министерств без работы точно не сидело, каждое из них отвечало за россыпи заводов и фабрик, общими усилиями они решали ещё и всевозможные транспортные проблемы.
Казалось, что разорвать на отдельные клочки такой агломерат невозможно в принципе, но младодемократы под крылом вечно пьяного Ельцина умудрились добиться именно этого. Нет у нас больше Министерства угольной отрасли, у нас вообще нет государственных угольных компаний. Частники уверенно отказались от отечественной горнодобывающей техники, и сейчас 80% такой техники в российском углепроме поступают из-за пределов России.
Исчезли Министерства нефтяной и газовой промышленности, Министерство строительства для этой промышленности и Министерство химической и нефтеперерабатывающей промышленности заодно. На их местах — Роснефть, Газпром, Газпромнефть, которым на день сегодняшний пока ещё законодательно запрещено возвращать себе интеграционные функции. Почему? По мысли пресловутых реформаторов РСФСР — исключительно для того, чтобы дать простор не менее пресловутым эффективным частным собственникам. Контроль за этой странной линией поведения отдан в руки ФАС. Это у нас такая специальная организация, которая в упор не желает видеть результатов, к которым пришёл Евросоюз, 22 года тому назад решивший, что принципы либеральной экономики можно натянуть и на энергетическую отрасль.
И у нас, если не было столько лет государственной воли развивать не отдельные направления ТЭК, а всю отрасль комплексно, — разве мог быть результат другим, чем тот, что мы сейчас наблюдаем? Наиболее доступные месторождения нефти, природного газа и угля постепенно переходят к поздним стадиям выработки, крупным компаниям поневоле приходится обращать всё больше внимания на ТрИЗы (трудноизвлекаемые запасы).
Так уж сложилось, что конкретно заняться этой проблематикой мы в советское время не успели — СССР не был идеальным государством, трудностей у нас во все времена хватало. Валовой объём добычи энергетических ресурсов в 1960-е и 1970-е годы рос, как на дрожжах, месторождения мелкие и сложные фиксировались, но их разработка откладывалась на потом. Или языком рыночников: спроса не было, потому предложение и не сформировалось. А вот в Европе спрос был: в этой части света намного меньше месторождений, потому европейцы и выработали их куда быстрее, чем мы в своей стране, и к технологиям разработки месторождений с ТрИЗами там приступили куда раньше.
Что характерно, приступили они там с учётом нашего, советского опыта. Помните, как на рубеже 2000-х и 2010-х досужие газетчики без устали потчевали нас сенсациями на тему американской сланцевой революции? Заголовки были хлёсткими, яркими, а вот скучную историю о том, что развитие технологии гидроразрыва труднопроницаемых коллекторов в Соединённых Штатах стартовало в 1979 году, что государство США в эту программу развития инвестировало более 200 млрд тогдашних долларов, предпочитали просто не вспоминать.
И что получилось? Вот условная Роснефть, Лукойл, Сургутнефтегаз, вот лицензия на разработку месторождения с ТрИЗами. Готовых отечественных технологий разработки просто нет, а риск снижения объёмов добычи есть. И что было делать? Вкладываться в восстановление порушенных НИИ и КБ, собирать разогнанных в разные стороны чубайсовскими ваучерными погромами специалистов по всему белу свету, а потом несколько лет финансировать НИОКРы и ждать положительных результатов, которые можно от опытных образцов довести до уровня промышленных? Нет, пошли по другому пути. Тьму баррелей тем же европейским потребителям, пачку ненашенских банкнот в руки — и уже можно объявлять тендер среди западных компаний с соответствующими компетенциями. И это не только гарантировало нужный результат в нужные сроки, а ещё и ажиотаж среди западных компаний создавало: мало там месторождений осталось, мало места для приложения сил и извлечения прибыли.
Могло Минэнерго переломить эту тенденцию? К сожалению, ответ отрицательный: нет у Минэнерго таких полномочий, не вбиты они в положение о его работе. Дивная картинка получилась: государственные компании сами по себе, не менее государственное министерство — само по себе, поскольку всё, на что оно имеет право — собирать статистику. Ровно таким же заинтересованным, но только посторонним наблюдателем Минэнерго является и по отношению к Росатому, хотя тут вопрос не так прост.
16 мая 1992 года министром топлива и энергетики России был назначен Владимир Лопухин, выпускник экономического факультета МГУ, научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования. Проработал гигантское количество времени — с должности его сняли через целых две недели. Следующим министром стал Юрий Шафраник, нефтяник и один из отцов-основателей крупной частной нефтяной компании. В августе 1996-го Шафраник ушёл с поста министра, а дальше происходило нечто удивительное: за следующие четыре года на посту министра энергетики у нас побывали ещё шесть человек, включая такого деятеля, как Борис Немцов. Так что это даже хорошо, что бывший Минсредмаш, а потом Минатом никогда под контролем вот такого Минэнерго не был.
В современном Министерстве энергетики России есть департаменты, отвечающие за развитие газовой, нефтяной и угольной отрасли, за развитие газо- и нефтепереработки. Специалисты Минэнерго участвуют в разработке соответствующих стратегий и программ развития, вот только нет у них полномочий жёстко контролировать частные компании, которые на сегодня олицетворяют собой все эти отрасли. Разумно это или нет? На мой взгляд — нет. Решения, принятые по Минэнерго в начале 1990-х с их тотальным разгулом либерализма, не пошли нашей стране на пользу.
Доказательства того, что либеральные принципы в энергетике недопустимы, что они до добра не доведут — в огромном изобилии по ту сторону нашей западной границы. Еврокомиссия судебным молотком вколотила в законодательные базы государств, входящих в состав ЕС, все положения Третьего энергопакета (ТЭП), с остервенением заставив применять их на практике. Повальная приватизация энергетических гигантов, ранее контролировавшихся государственными структурами, дробление крупных компаний, допуск на энергетические рынки всех стран любых компаний, пожелавших на этих рынках поиграть в бесконечные либеральные экономические игры.
Не так давно по всем СМИ прокатилась волна публикаций о том, что крупнейший партнёр Газпрома в Германии, компания Uniper едва ли не клянчит у государства помощи в размере 9 млрд евро. И судя по всему, Uniper эту помощь получит: у ФРГ уже есть опыт спасения тонувшего в 2020-м авиаконцерна Lufthansa. Помогли деньгами, но не в виде кредита или субсидий — федеральное правительство стало владельцем 20%-ного пакета акций этой компании. Есть пакет акций авиационной компании, появится и пакет акций компании газовой — алгоритм отработан, зачем изобретать велосипед?
Действительно, изобретать не надо, а вот к истории этого двухколёсного агрегата присмотреться стоит. На сегодня контрольным пакетом акций владеет финский Fortum, который выкупил его у немецкого частного концерна E.ON. А тот ещё раньше выкупил контрольный пакет акций у (внимание!)… немецкого правительства. И название Uniper было придумано именно тогда, когда компанию контролировал этот самый E.ON. А первое имя у компании Uniper известно очень многим — в девичестве это был знаменитейший Рургаз. Рургаз, который первым привёл в Западную Германию газовую магистраль из Сибири, который первым стал поставлять наш газ сначала немецким, а потом и прочим европейским потребителям. Приватизировать Рургаз, чтобы соответствовать новомодным трендам и ТЭП, а потом национализировать, когда стало видно, кто где не учёл трудностей момента.
Германия делает это, не находясь под санкциями, а под давлением очевидных обстоятельств, которые вдалбливают в самые чугунные лбы простую, но незыблемую истину: либеральные принципы применять в энергетике нельзя! Россия — под санкциями, но ФАС, как цепной пёс, готово порвать глотку любому, кто косо посмотрит на вбитые Гайдаром и его присными положения. Добыча, транспортировка, продажа нефти, газа и угля — отдельно, Минэнерго — отдельно. Так ведь не кто-то, а сам Егор Тимурыч вот тут начертать изволили!
У газовой отрасли и нефтянки нет собственного машиностроения, нет ОКБ, которые могли бы брать на себя НИОКРы. Газпром и Роснефть контролируются государством, а новые буровые вышки, компрессорные станции, трубы большого диаметра — в частных руках. Из-за пандемического падения спроса на буровые работы половина нефтесервисных компаний и сейчас балансирует на грани банкротства, добывающие компании после того, как каналы поставки технологий и оборудования были наглухо перекрыты обезумевшим Диким Западом, тоже не рады, но над всеми проблемами в горних высях парит ФАС.
Мы упорно продолжаем гнать на экспорт наши невозобновляемые энергоресурсы непереработанными и сами себе удивляемся: а что это мы делаем-то? А делаем мы то, к чему сами себя и приучили, — катимся по колее, не соображая, что нужна совершенно иная, с другой траекторией. Уничтожить шесть из семи министерств, составлявших энергокомплекс во времена СССР, отобрать у Минэнерго максимум полномочий, раздробить ТЭК как сбалансированную, уравновешенную систему и сидеть удивляться — потрясающе умный рецепт, что ещё сказать. Не только не ликвидировать явное отставание с технологиями разработки и добычи ТрИЗов, но ещё и собственные проблемы на ровном месте создать — вот результат того, что ФАС и прочие финансово-экономические группировки в правительстве рабочие документы 25-летней давности превратили в непререкаемые.
Сейчас ситуация острейшая, но инерция мышления не желает исчезать из голов многих и многих государственных чиновников. Европейский рынок сбыта наших энергоресурсов у нас с вами на глазах выполняет церемонию сэппуку — собственными руками вспарывает себе пузо, а взирающий на сие действо Дядюшка Сэм готовится ещё и голову отрубить. Семь-восемь лет — и этого рынка не станет окончательно и бесповоротно, господа бюрократы. А без нефтегазовых и угольных доходов обмелеет государственный бюджет России — их доля в нём при нынешних ценах наверняка опять окажется выше 50%, и куда нам без этих процентов? Логика подсказывает причины и следствия, логика позволяет сделать выводы, способные кардинально изменить ситуацию. Для выстраивания причинно-следственных цепочек нужно не так уж много — требуется видеть факты и принимать их как данность, не пытаясь напустить сверху туман идеологии.
Поставки нефти и природного газа Советский Союз начинал на рубеже 1960–1970-х годов. На тот момент не только наша страна разительно отличалась от нынешней России, тогда и Евросоюз был совершенно иным. Европейские государства не шарахались, как чёрт от ладана, от участия в реальной экономике, не падали в обморок при необходимости подписать долгосрочные контракты, на десятки лет вперёд определяли правила игры. Игры, в которой не было проигравших. ЕС обеспечивал себя энергетическими ресурсами надёжно, предсказуемо и по самым минимальным из возможных цен. Нет, я не о том, что руководители СССР по щелчку пальцев торопились предоставлять огромные скидки, а о том, что европейские и советские внешнеэкономические организации общими усилиями строили нефтепроводы и газопроводы, чем и обеспечивали самый дешёвый способ транспортировки. Получая новые объёмы сбыта, выигрывала и наша страна — можно было разрабатывать долгосрочные программы развития добывающей отрасли, задействованных в совместных с Европой проектах промышленных отраслей, заниматься газификацией регионов, по которым шли стальные магистрали.
Я не буду касаться прочих подробностей, напомню только о том, что непосредственное строительство наших экспортных нефтяных и газовых трубопроводов началось после 1974 года, то есть после мирового нефтяного кризиса. Для Европы СССР на тот момент был партнёром в разы более надёжным, чем страны ОПЕК: страна плановой экономики была предсказуемой, сотрудничество с нами было крайне выгодным.
Если коротко, то на тот момент Евросоюз боролся за непреложные ценности — за собственную энергобезопасность и энергообеспеченность. И результаты совместной работы были исключительно положительными, хотя политические отношения Советского Союза и Западной Европы в те годы были весьма драматичными. Именно тогда закладывалось то, что мы и сейчас наблюдаем: политика — отдельно, экономическое сотрудничество — отдельно. Ввод советских войск в Афганистан, политические волнения в Польше на рубеже 1980-х, с которыми справлялись без оглядки на кучерявые словеса про права человека. Западные политики волновались по этому поводу, но трубы укладывались на свои места, компрессорные станции уверенно гнали углеводороды в адрес европейских компаний.
Ничего не напоминает? СВО и поставки по ГТСУ — это продолжение той же традиции. Хороша ли эта традиция? Эмоционально многие из нас, да я и сам порой, чего уж тут скрывать, хотели бы, чтобы кто-то грозный в Кремле грохнул кулаком по столу: “Ни грамма нефти этим европейцам, ни сантиметра газовой трубы в работу!” Но эмоции обрывают факты: 50% поступлений в государственный бюджет обеспечиваются экспортом энергетических ресурсов. В годы сотрудничества с Советским Союзом в Западной Европе тоже хватало эмоций, но уже в нашу сторону: “Ни одной дойчемарки, ни одного франка этим Советам за то, что они душманов по ущельям уничтожают!” Но эти европейские эмоции обрывались теми, кто тихо так напоминал: без нефти из СССР снова придётся расстилаться ковром у ног ОПЕК, без советского газа встанут электростанции и химические предприятия.
Что теперь? Европа купается в волнах энергетического кризиса, которые норовят вырасти до размера девятого вала, мы же стоим перед риском обвала денежных поступлений. Но привычка думать, что ничего не меняется, въелась в мышление наших правительственных чиновников намертво. “Вот сейчас они там помучаются с бешеными ценами на нефть, газ и уголь, одумаются, и всё будет так же, как и раньше”, — лейтмотив, который отказывается исчезать из голов.
Президент России всем нам вслух: “Нет, ребята, старое уходит навсегда, настало время напрягаться в поисках новых решений, новых маршрутов, новых партнёров”. Большинство чиновников в ответ молчит, головой кивает, но думать-то продолжает всё о том же: “Ну год, ну два — и всё вернётся на привычные рельсы. Ресурсы — в Европу, отпуска — в Европе, недвижимость там-сям, но лучше в той же Европе, а из Европы — любые необходимые технологии. А как же иначе, как же по другому-то, это ведь незыблемо, любые изменения приведут к катастрофе…”
Два масштабнейших проекта строительства СПГ-заводов: Арктик СПГ-2 и Балтийский СПГ, — были завязаны на технологию от одной компании — немецкой Linde. А Linde не справилась с давлением со стороны правительства Шольца и вынуждена была заявить о своём уходе. Проектная мощность Артик СПГ-2 — 19,5 млн тонн, проектная мощность Балтийского СПГ — 13 млн тонн, в пересчёте на обычное состояние газа два этих проекта могут обеспечить экспорт 45 млрд кубометров — треть прошлогодних объёмов, поставленных в Европу.
Программа импортозамещения стартовала в 2015 году, но что Газпром, что НОВАТЭК не особо рвались выполнять её. Возможно, я чего-то не понимаю, но в появлении нашей, российской, технологии крупнотоннажного сжижения природного газа у нас заинтересованы: НОВАТЭК, Газпром, Роснефть с её газовыми месторождениями в рамках “Восток Ойла” и ЯТЭК с её проектом СПГ-завода на берегу Охотского моря. Весьма внушительный пул, квартет не самых последних компаний, Минпром — пятый палец, который позволит собрать усилия в кулак. Он же и укажет: слабые места — вот тут, тут и тут. Часть денег на НИОКРы даю я, государство, остальное — вы. Даём вот этому НИИ, вот этим КБ, к КБ стыкуем вот этот, этот и этот заводы. Нормально, возражений нет? Есть? Хорошо, давайте откорректируем, давайте за объёмы финансирования поторгуемся. Теперь — всё? Тогда вперёд, время пошло.
А что слышим? Минпром предлагает увеличить налоговые льготы на ведение НИОКР при разработке технологий сжижения. Вот кто захочет НИОКРами заниматься — тому льготы и дадим. Кто займётся? “Ну, это вы там сами решайте, я-то, Министерство промышленности, ни при чём”. Тут прямо крикнуть хочется: верните полномочия Министерству энергетики, господа хорошие! Профессионалам верните, которые отрасль понимают, которым нужна новая отрасль промышленности, а не отчёт в красивой папке на тему: “Мы молодцы, мы вон как славно работаем, мы галочку в отчёте в 3D формате научились рисовать. Почему работаем так, а не иначе? Так ведь год-два, и Евросоюз одумается, снова всё будет, как всегда было. Чем что-то там менять, можно сидеть на берегу и ждать, когда мимо проплывёт труп врага — это ведь великолепная мудрость”.
Ну проплывёт — а жрать-то ты что будешь, сиделец на берегу? Встань на ноги, сиделец, портки старые залатай и топай ножками землю пахать да зерно сеять. Вот пример: Таймыр, Сырадасайское месторождение дефицитного и дорогого коксующегося угля. Лицензия — у частной корпорации AEON, уже строятся порт, обогатительная фабрика, электростанция, завозится техника. Глава корпорации: “Для вывоза потребуются 16 балкеров ледового класса, готов долгосрочно зафрахтовать у нашего государственного Совкомфлота”. Министерство промышленности: “А нету!” АЭОН: “Выйдем на полную мощность, будем готовы фрахтовать 46 балкеров”. Минпром: “Вот это да…”
Свежая новость: Минпром думает о том, чтобы расширить мощности двух предприятий Объединённой судостроительной корпорации. Каких именно, в каких городах? “Мы ду-ма-ем”. Слышь, Минпром, а мы ещё хотим Севморпуть сделать международной трассой, нам арктических балкеров, арктических контейнеровозов нужно в разы больше. “Не мельтеши — видишь, сижу и думаю”. Слышь, Минпром, ещё в 2014 году было посчитано, что России не хватает 600 торговых судов, наши компании сейчас за перевозку нефти и угля в два раза больше платят, потому как санкции. “И что? Я же вот уже — сижу и думаю”. Не хотим возрождать Министерство судостроения? До 90% необходимых судов требуются под перевозку энергетических ресурсов — дайте полномочия Минэнерго! 80% горнодобывающей техники — импортное, Минпром. Может, сейчас, после введения санкций, что-то сами будем делать? “Уже есть решения о параллельном импорте, таскайте вашу технику через Казахстан с Турцией, с Китаем договоритесь”. Минпром, у нас по году объём металлургической продукции упадёт на 20% по минимуму, у нас автомобилестроение стоит, у нас судостроение в объёмах не растёт, у нас энергетическое машиностроение на параллельном импорте. “Понятно-понятно, начинаю думать про акцизный налог на жидкую сталь”. Минпром думает — а не отменить ли?
Загрустили от услышанного? Я тоже восторгов от того, что Минэнерго сидит на минимуме полномочий, не испытываю. Радует только одно — судя по всему, этим минимумом Минэнерго намерено научиться пользоваться по полной. То, что забыли в 1990-х отобрать, называется управление Единой энергетической системой (ЕЭС) России. Наши электростанции, если крупными мазками, — конечная цель существования и функционирования всего нашего ТЭК. Добываем уголь, чтобы в наших домах и квартирах было светло и тепло. Добываем газ, чтобы в наших домах и квартирах было светло и тепло. Добываем и перерабатываем нефть, чтобы обеспечить электростанции дизельным топливом и мазутом, чтобы в наших домах и квартирах было светло и тепло.
Что ещё нужно, чтобы в наших домах и квартирах было светло и тепло? Электростанции России должны работать, как сыгранный оркестр, не путая ноты и не срываясь в какофонию. Эта станция на ремонте — сосед должен выручить, тут резко вырос спрос — а мы вот отсюда киловатт*часов подкинем. Дирижёр ЕЭС раньше звался ЦДУ (Центральное диспетчерское управление), теперь — СО (Системный оператор), и он подчинён Минэнерго. Перекинем киловатт*часы по ЛЭП? Конечно. Федеральная сетевая компания (ФСК) отвечает за электромагистрали — ЛЭП с напряжением 500 кВ, поскольку именно такие ЛЭП обеспечивают максимальный объём перетока.
Пару слов из школьной программы. Нам с вами из розеток для наших приборов нужны не 220 вольт, а объём электроэнергии. Не верите? В платёжки посмотрите — мы платим за киловатт*часы, а это объём электроэнергии. Киловатт — единица мощности, вот мощность-то, в конечном счёте, мы и оплачиваем. Потребляем в течение часа киловатт — платим за киловатт*час. А электрическая мощность — это произведение (результат умножения) напряжения на силу тока. Хотим перекинуть побольше киловатт — значит, желаем передать как можно большую мощность. Но чем выше сила тока — тем больше потери в проводах, поскольку, грубо говоря, сила тока заставляет металл нагреваться. Чем меньше сила тока — тем меньше потери. Снизили силу тока, но подняли напряжение — уменьшили потери. 500 кВ (500 тысяч вольт) — сумасшедшее напряжение, зато силу тока можно держать минимальной, делая минимальными и потери. ФСК — собственник и оператор Единой национальной электрической сети (ЕНЭС). Но нам, потребителям, тысячи вольт в розетке как-то без надобности, потому напряжение приходится снижать — чем ближе становится конечная точка потребления, тем меньше нам требуется вольт. ФСК — это самые мощные ЛЭП, построенные для передачи электроэнергии на самые большие расстояния.
Но у каждого дома, у каждого промышленного здания ставить трансформатор, то есть преобразователь переменного тока с 500 кВ до 220 В — до безумия дорого, поэтому используется другая тактика. Огромное напряжение, подобравшись к городам-посёлкам, промышленным узлам, поступает на подстанции. На них снижают напряжение в разы, от подстанций разбегается большее количество ЛЭП, идя уже к конечным потребителям. Потери на этом этапе снижаются просто за счёт более коротких расстояний.
Аналогия с газопроводами совершенно очевидна. ЛЭП самого высокого класса напряжения — это магистральные газопроводы, ЛЭП более низких классов — это распределительная сеть. Отвечают за них Россети, и они тоже находятся под единоначальным руководством Минэнерго. Поскольку расстояния более короткие, то Россети работают по отдельным регионам, потому и отделений у них много — 15 межрегиональных сетевых компаний. Но если смотреть на картину в целом, то важен именно триумвират: СО — ФСК — Россети. Это диспетчеризация и распределение электроэнергии, остающиеся в государственном управлении.
Господа либералы начала 1990-х назвали это трио “естественными монополиями”, и никакие реформы их не коснулись. Благодаря этому энергетическая система России осталась одним из главных скрепляющих нашу территорию системообразующим элементом. В силе остались принципы, заложенные в ЕЭС её разработчиками и создателями: проблемы в электрообеспечении Питера должен иметь возможность решить Новосибирск, на выручку Улан-Удэ должен быть способен встать Ростов. Но есть и коренное отличие от ЕЭС СССР: магистральные и распределительные сети, диспетчерское управление — это государство, а вот сами электростанции (за исключением атомных и тех, которыми управляют государственные РусГидро и ИнтерРАО) — частные. Для гармоничной, слаженной, гарантированно надёжной обеспеченности каждого нашего потребителя у нас Минэнерго и трудится 24 часа в сутки круглый год, балансируя интересы частные и государственные. Работа, мягко будь сказано, далеко не самая простая, но без неё — никуда.
Оригинал статьи:
https://zavtra.ru/blogs/medlit_nel_zya
