Современная энергетическая политика

Выступление на информационно-консультативном семинаре по теме «Кабельная промышленность-2021»,проводимого в рамках 78-го Общего собрания членов Некоммерческого партнерства «Ассоциация «Электрокабель».

Хотелось бы вместе с вами поразмышлять, что такое энергопереход, о котором сегодня так много говорят. Чем он может быть полезен, какие риски он несет, как именно он может выглядеть и насколько реально его осуществление? Попробуем без лишнего ажиотажа проанализировать, что к чему и как это может сказать на нашей российской энергетической отрасли и на представителях компаний, которые собрались сегодня в этом зале.

Самое удивительное, что 99% из тех, кто сейчас произносит и пишет слово энергопереход, крайне редко пытаются понять, осмыслить, что скрывается за этим новым и теперь уже модным словом. Энергопереход, energy transition, включает в себя четыре элемента: энергоэффективность, декарбонизацию, децентрализацию и цифровизацию. Нацелен энергопереход на решение двух задач, двух проблем, которые принято называть глобальными — отказ от фоссильного топлива и расширение использования зеленых источников эенргии. Это просто определение, но стоит не забывать еще и то, что в своих исследованиях неоднократно отмечал Всемирный экономический форум: энергопереход должен состояться без нарушения баланса энергетического треугольника. Состоит этот треугольник из трех составляющих: безопасность и доступ, экологическая устойчивость и экономическое развитие и рост. Считается, что предпосылкой для энергоперехода стало Парижское соглашение по климату, в рамках которого 180 государств вязли на себя обязательство не допустить глобального повышения температуры на планете к 2050 выше 1,5 градусов Цельсия. И как бы для усиления этой тенденции, как бы для развития темпов энергоперехода летом 2020 ЕС поставил себе целью к 2050 году добиться нулевого уровня выбросов углекислого газа, чистого нуля Термин «чистый ноль» должен учитывать два момента: некоторое количество углекислого газа (УГ) поглощается при росте растений; это естественное поглощение может быть усилено за счет сохранения почвы, лесовозобновления и защиты торфяников, водно-болотных угодий и морской среды.

Кажется, ничего не забыл. Получается весьма громоздко и весьма непросто — в одном слове столько вложенных понятий.

Оговорюсь сразу: всеобщая уверенность в том, что на Земле идет глобальное потепление, далеко не обоснованно с научной точки зрения, да и простые, житейские наблюдения показывают, что это далеко не однозначно. Минувшую зиму мы с вами забыть еще не успели, как ее переживала Япония, Испания и прочие США, тоже помним.

Что касается России, то могу напомнить об одном факте — вполне достаточно. Росатом, который отвечает за развитие нашего СМП, без оптимизма смотрит на показатель грузооборота в 2021 году — если он не уменьшится по показателю год-к-году, то это будет просто за счастье. Причина не в нашей расхлябанности, а в том, что навигационный период начался на месяц позже: Ледовитый океан к востоку от Диксона был забит льдом так, что даже атомные ледоколы оказались не способны обеспечить проводку судов. Но глобальное потепление, его отсутствие, глобальное похолодание — это предмет именно научных споров. Научные споры это святое, климатологов трогать не будем, сосредоточимся ровно на одном: подпись России под Парижским соглашением стоит, наше руководство настаивает на том, что необходимо его соблюдать. Но так, на всякий случай пометочку сделаем: Парижское соглашение — это не запись на скрижалях, мистер Трамп вот без особых усилий отказался от участия в Парижском соглашении, и никакие возмущения со стороны прочей планеты его не остановили. Это я не к тому, что этот ход можно считать примером для России, но на всякий случай стоит помнить — можно и так.

Будем пробовать разобраться в режиме степ бай степ, иначе запутаемся. Такое понятие, как цифровизация, можем пропустить — не думаю, что тут кому-то надо пояснять, что это такое и с чем едят. Поэтому начнем с того, что принято называть декарбонизацией — понятие, которое придумали в Европе и расшифровывают его без особых затей: раз больше всего УГ при сжигании дает уголь, то давайте откажемся от его использования в энергетике, и будет нам счастье. Станциями замещения выбывающим угольным мощностям должны стать СЭС и ВЭС, и вот тогда уж планета начнет охлаждаться, принося радость всем, на ней живущим. Занимательный факт — идея о декарбонизации энергетики продвигается прежде всего теми странами, на территории которых угольные месторождения на грани полной выработки. Для них декарбонизация — это просто констстатация факта и нежелание получить себе на шею зависимость еще и от поставщиков угля. Но это только с одной стороны, есть и другая, куда как менее очевидная. ВЭС и СЭС имеют фундаментальный, неустраняемый недостаток — критическую зависимость от погодных условий, в силу чего они принципиально не диспетчиризуемы. Ирония судьбы приключилась именно в этом году, можно не теоретизировать, просто привести факты. Летняя жара этого года в Европу пришла не одна, а еще и вместе со штилем. По оценкам министерства энергетики Германии, несмотря на ввод дполнительных мощностей ВЭС, выработка электроэнергии на ветре по показателю год-к-году в этом году будет ниже на 10-15%. Поскольку реально за энергообеспеченность Германии отвечают не ее политики, а вполне конкретные энергетические компании, реакция оказалась как у любого живого организма, желающего оставаться живым: закупки угля по тому же показателю выросли уже на 30%, цена поднялась вдвое. Расконсервируют угольные электростанции в Англии, только что пришло сообщение, что Эсти Энергия возобновляет работу ранее оставновленного энергоблока Нарвской ГРЭС, работавшей на горючих сланцах. Это самый старый, еще советский блок, и это даже не уголь, а сланец — наследство 60-х годов, когда про УГ голова ни у кого не болела. Остановили блок после очередного подъема штрафов за выбросы УГ — экономически в январе 2020 года это стало совершенно невыгодно, а вот сейчас все опять в полном порядке. Выросла цена на газ, ветра нет, электроэнергии нет — и эстонские шахтеры снова возвращаются в свои карьеры и шахты.

Но вспоминаю я об этом не только из-за желания поехидничать над Европой и порадоваться за горняков Кузбасса, которые уже полностью восстановили объемы добычи после провального ковидного 20-го. В Европе плохо с ветром, но им есть, ЧТО расконсервировать — у них угольные электростанции были построены достаточно давно. Но ведь декарбонизацию навязывают и странам вне Европы — тем, которые принято относить к развивающимся. Навязывают не силой, просто европейские банки друг за другом начинают отказываться выдавать кредиты наугольные проекты. А у развивающихся стран собственных средств на инвестиции нет — они потому и относятся к развивающимся. Зато кредиты на льготных условиях под СЭС и ВЭС в европейских банках — без проблем. Ну, вот и представим себе, что страны Африки, ЮВА послушались инициаторов, понастроили себе этих самых ВЭС в качестве основы, базы своего энергообеспечения, а климатический парадокс Европы с нынешним штилем взял, да и повторился в тех регионах. Каким будет результат? Правильно — очередной поток беженцев, причем опять же в ту же Европу. Пример кажется надуманным? Тогда напомню, что в тропиках ежегодно приключаются сезоны дождей — когда гарантированно нет ни солнца, ни ветра. Что будет в этот сезон с жителями тропических стран, если у них 220 в розетке только от СЭС и ВЭС? Европа проблему решила, временно забыв все лозунги про декарбонизацию и врубив то, что у них уже было и есть — угольные электростанции. Аксиома — в любой стране должна быть базовая энергетика, а для развивающихся стран она доступна в том случае, если она именно угольная. Природный газ, СПГ — это, конечно, модно и современно, но это разработка месторождений или строительство регазификационных терминалов, это газовые трубопроводы и хранилища. Дорого и долго, а вот с углем таких проблем кратно меньше. Но такие критические ситуации, отсутствие такого фактора, как энергетическая безопасность при декарбонизированной энергетике — только одна сторона вопроса. Даже в том случае, если природа отменит муссонные сезоны, фундаментальную проблему — невозможность диспетчиризации СЭС и ВЭС отменить не удастся.

Прямое следствие — отсутствие возможности выстроить крупные ОЭС, прямое следствие из этого — отсутствие возможности развивать энергоемкие отрасли промышленности: черную и цветную металлургию, химические производства и все, что следует далее в производственных цепочках: автомобилестроение, вагоностроение и так далее. Что это значит? То, что статус «развивающиеся страны» при декарбонизации энергетики станет для них вечным. Что это означает для Европы, главного инициатора идет декарбонизации? То, что именно Европа и дальше будет оставаться самым платежеспособным рынком планеты, за право экспорта на который своей продукции будут сражаться друг с другом поставщики чего угодно, от непереработанных энергетических ресурсов до сложной электроники. Во времена исторического материализма такую политику называли неоколониализмом. Нео — потому что в этом случае для сохранения колониального статуса целого ряда стран колонизаторам не требуются корабли с пушками и высокоточные ракеты — все цели достигаются экономическими методами. Как это соотносится с балансом внутри энергетического треугольника? Да никак. Энергетический треугольник – безопасность и доступ, экологическая устойчивость и экономическое развитие и рост. Нет при декарбонизации безопасности и доступа, нет при декарбонизации экономического развития и роста, остается только экологическая устойчивость. Полнейшая экологическая устойчивость: нет промышленности — и воздух чист, нет промышленности — и население продолжает разбегаться, зачишая территорию с тщательностью, которая, простите за цинизм, и Гитлеру не снилась. Еще раз. Декарбонизация, которая является составной часть. Энергоперехода приводит к стагнации, к отсутствию развития во всех странах, которые числятся развивающимися. Напомню, что по данным ООН, около миллиарда человек на планете вообще не имеют доступа к электроэнергии, еще полмиллиарда этот доступ имеют в ограниченном виде. Нам предлагают удивительный по жестокости способ борьбы за экологическое равновесие — за счет запрета на развитие десяткам стран и сотням миллионов человек их населения. И это касается не только Эритреи с Суданом, давайте посмотрим на нашу Россию. За Уралом — всего 20 млн человек из 150, территории европейской и азиатской частей России не сопоставимы, наша азиатская часть кратно больше по площади, чем европейская. Для того, чтобы сбалансировать плотность населения, всю зауральскую территорию требуется развивать и развивать — дороги, инфраструктура городов и далее по списку. Если строго следовать гипотезы о том, что без энергоперехода нам жить больше нельзя, давайте попробуем электрифицировать БАМ за счет СЭС и ВЭС, давайте закроем ТЭЦ в Якутске, в Норильске. С экологией точно все будет в полном порядке — начнется рост поголовья медведей, тигров, лосей, могут и мамонты сами по себе ожить. Нужна нам такая борьба за экологическое равновесие?

Ну, и еще одно, почти философское размышление. В истории человеческой цивилизации ситуация с тем или иным природным ресурсом, который нам нужен, но при добыче или переработке приносит вред окружающей природе, встречается далеко не первый раз. Но всякий раз выход из тупика всегда был одинаков — мы находили возможность модернизировать технологию добычи и использования ресурса, даже если для этого требовались серьезные усилия не только инженеров и конструкторов, но и ученых. А в случае с углем Европа и прочие активисты декарбонизации предлагают нам вместо технологического развития отказ от использования угля. Ничего более абсурдного за всю историю нашего существования не было, и даже история с отказом от конного транспорта в городе с заменой на трамваи и на транспорт с ДВС примером не является. Новые методы решения транспортной проблемы в городских агломерациях были экономически выгодны, но в случае с отказом от угля ради массового перехода на ВИЭ мы этого не видим. Самая большая доля СЭС и ВЭС в энергобалансе сейчас в Германии, но именно в Германии и самая высокая цена электроэнергии для конечных потребителей. Правительству Германии приходится использовать целую систему субсидий для промышленных потребителей, но оно может себе это позволить, поскольку экономика этой страны является самой развитой в ЕС. Но что там Африка — если у нас в России кВт*ч станет стоить немецкие 34 евроцента, наша промышленность и сельское хозяйство попросту коллапсирует. Экономической выгоды отказа от угля в пользу ВИЭ просто нет, весь зеленый сектор энергетики существует за счет масштабной государственной помощи и кошельков конечных потребителей. Борьба за экологию за счет интересов людей, что может быть абсурднее…

Еще один момент, раз уже речь пошла про ВИЭ. ВИЭ — это не только солнце и ветер, но еще и вода. Гидропотенциал России используется на 20%, но и этого достаточно, чтобы доля гидроэнергетики в нашем энергобалансе составляла те же самые 20%. При этом у нас строится ровно ОДНА большая ГЭС — Усть-Среднеканская, а наш вице-министр Александр Новак, отвечающий за энергетику, с больших трибун раз за разом заявляет о том, что доля ВИЭ в энергетике России составляет 1%. Как такое сочетается друг с другом? Есть мнение американских специалистов о том, что крупные ГЭС нельзя считать зелеными, безуглеродными. Водохранилища со временем заиливаются, ил выделяет УГ, потому из зеленой энергетики крупные ГЭС — вычеркиваем. И наше уважаемое правительство кивает — да-да, вычеркиваем, не смеем сомневаться. Заиливаются водохранилища, простите, ГДЕ? На Колымской ГЭС или на на самой северной в мире Усть-Хантайской, которая севернее Норильска построена? Какой ил, если там лето месяц в году? Как можно соглашаться с мнением специалистов, которые свои исследования проводили чуть ли не в тропиках? Вполне возможно, что в отношении своих климатических условий специалисты США совершенно правы, но это ведь не повод для России, даже не попытавшись провести собственные исследования, соглашаться с их выводами. ЕС ставит себе целью достижение «чистого нуля», но добиваться этого только за счет СЭС и ВЭС — не панацея. Мы ведь чего хотим? Снижения выбросов УГ в энергетике. Не полнейшего отсутствия, а достижение того уровня УГ в атмосфере, который может быть нейтрализован лесами, болотами и лугами. Значит, с равным успехом можно пользоваться любой низкоуглеродной технологией. ЕС гордится тем, что в пандемийный год добился 20% ВИЭ-генерации в энергобалансе, а вице-премьер России, другие представители правительства говорят о том, что наши показатели по ВИЭ — 1%. Мы сами, добровольно и с песнями, ставим себя в позицию технологически бесконечно отсталой страны, соглашаемся с зачислением нас в мировые аутсайдеры. Но факты говорят о прямо противоположном: 20% электроэнергии в России вырабатывают ГЭС, еще 20% – АЭС. В энергоблансе нашей страны 40% – низкоуглеродной генерации и вот тот самый 1% СЭС и ВЭС сверху. Так это не мы отстающие, это Евросоюзу до наших показателей — как до Китая из Калининграда в нехорошей позе. Но мы соглашаемся со всем подряд — и водохранилища ГЭС у нас в Сибири заиливаются, и атомная энергетика безуглеродной не является. Откуда вот такая беззубость, откуда такая готовность соглашаться на диктат инициаторов энергоперехода без малейшей попытки осмыслить то, что не то что предлагается, а откровенно навязывается? С 2026 года Еврокомиссия грозит введением ТУН, трансграничного углеродного налога на ряд товаров, в том числе и на поставки э/энергии — и вот уже и наше правительство, и наши производящие компании заявляют о том, что они это требование воспринимают как некую справедливость, готовятся вкладывать деньги в строительство новых и новых СЭС и ВЭС. Но есть же международные профессиональные объединения, которых можно привлечь в качестве экспертов для проведения нормального, качественного, не ангажированного научного исследования — есть в российской энергетике углеродный след и насколько он интенсивен на фоне следа европейского. Может быть, все не так, как кажется — это не мы Европе должны платить ТУН, а она нам?

Попыток задуматься пока, к сожалению нет, пока демонстрируется бесхребетность и готовность соглашаться с любыми требованиями. Будем надеяться, что что-то изменится, но на сегодняшний день уже заканчивается подготовка к проведению аукциона по программе ВИЭ-ДПМ2. Единственный реальный претендент — Росатом, который еще три года назад озаботился локализацией производства оборудования по лицензии голландской компании на площадке Атоммаша. Надо отдать должное Росатому и его машиностроительному дивизиону — за три года уровень локализации поднят до 70%, хотя норматив на право участия в ВИЭ-ДПМ только 30%, с которых Росатом и стартовал. В том случае, если НоваВинд сумеет договориться еще и с подразделением Роснано, которое в Ульяновске сумело организовать производство лопастей под ВЭС, локализация, наверное, вплотную приблизится к 100%. Нет сомнений, что Росатом в ВИЭ-ДПМ2 поучаствует, выиграет, спроектирует и построит новые ветротурбины — у него это хорошо получается. Вот только ВЭС, построенные Росатомом, работают в составе ЕЭС России, и это вызывает нарастающую тревогу. Еще в 2018 году комитет Госдумы по энергетике проводил совещание, на котором присутствовали представители СО ЕЭС, которые и отчитались перед законодателями — в ЕЭС России уже на тот момент не хватало 1,2 ГВт регулирующих мощностей. Грубо — ЕЭС требуется новая ГАЭС мощностью 600 МВт. Диспетчеров услышали, текст зафиксировали, но вот уже три года прошло, а ситуация не меняется. Все так же РусГидро, с 2017 каждый год предлагающая приступить к реализации проекта «Ленинградской ГАЭС» – рельеф местности позволяет построить на рекеШапша в 75 км от Лодейного поля построить ГАЭС установленной мощностью 1560/1760 (насосы/гидроагрегаты) МВт. Одной этой ГАЭС вполне достаточно, чтобы решить вопрос с регулированием сети не только в Ленинградской области — этого и для Мурманской области хватит, чтобы регулировать строящуюся там Энел-Раша крупную ВЭС. И год за годом — отказы со стороны Минэнерго со стандартной формулировкой об экономической нецелесообразности. Но есть ведь живой, реальный опыт Китая, где ежегодно вводят в эксплуатацию ВЭС и СЭС совокупной мощностью больше, чем во всей Европе со Штатами в придачу. Сторонники зеленой энергетики не устают восхищаться такими результатами, называя их чудом расчудесным. Но Китай ничего не делает на одних эмоциях: там инвесторам СЭС и ВЭС просто вменены в обязанность платежи на строительство регулирующих мощностей. Результат: на день сегодняшний совокупная мощность ГАЭС Китая составляет 23 ГВт, то есть регулирующая мощность ОЭС Китая — 46 ГВт. И, если заглянуть на сайт Национального энергетического ведомства, то легко обнаружить, что останавливаться Китай и не думает — в планах к 2030 довести совокупную мощность ГАЭС до 120 ГВт, к 2035 — до 300 ГВт. 600 Гвт регулирующей мощности — этого хватит и на регулирование утренних пиков спроса, чтобы АЭС, которых тоже строят десятками энергоблоков, работали в оптимальном режиме, и на бешеное количество СЭС и ВЭС с их пиками производства. Ничего подобного нет в Европе — у них, простите, места для водохранилищ не осталось, у них земля давно стала самым ценным товаром. Но по какой причине мы соглашаемся на опыт Европы, не изучая методов, которые использует Китай? Нет ответа, есть желание продолжать строить недиспетчеризуемые мощности в составе ЕЭС.

Впрочем, давайте чуточку снизим пессимизм — у нас в России есть опыт и вполне разумного использования ВЭС и СЭС, демонстрируемый РусГидро. В Якутии на день сегодняшний уже почти три десятка комбинированных солнечно-дизельных электростанций, две ветро-дизельных, еще одна ветро-дизельная на острове рядом с Камчаткой. Все они — в изолированных районах, все они работают только для 1-2 поселков, и, что самое главное — все они окупаются в течение не более пяти лет без всяких государственных субсидий. Это не фокус, для понимания этого проекта нужно просто вспомнить, что такое завоз дизельного топлива якутские улусы. Железных дорог нет — значит, по СМП, след в след за атомным ледоколом, доставляем в Тикси — опорный порт. На Лене речных ледоколов нет — значит, ждем ледохода. Дождались, перевезли вдоль Лены и вдоль притоков. Но полно улусов, которые находятся от рек в нескольких сотнях км, и эти километры — без дорог. Значит, ждем морозов, прокладываем зимник, и в стужу, в буран, полярной ночью тащим прицепы с бочками к конечным точкам. И так — из года в год. И какой получается цена этого золотого топлива в конечной точке — лучше даже не пытаться представить. Следовательно, все украденные у солнца кВт*часы пересчитываются в бочки, которые не потребовалось везти вот таким способом — и вот он, возврат инвестиций. Экономически оправданно, вреда ОЭС нет — совершенно рациональный подход. И с технологической точки зрения подход был не менее рациональный — СЭС не строили все разом, чтобы учесть все, что требует климат, чтобы подобрать систему цифровизации, гарантирующую мгновенный переход с солнца на дизель и обратно. Год назад к проекту присоединилась инжиниринговая компания Арктик Пауэр, специализирующаяся на аккумуляторных батареях, и во время ВЭФ-2021 был запущен их первенец в улусе Талабах: ДЭС 600кВт, СЭС 400кВт и накопитель на 125 кВт. И в ближайшие два года таких гибридов по Якутии запланировано 72 штуки и еще 7 на Камчатке, при этом комбинирование может идти и за счет ВЭС.

Да, и есть еще один момент, касающийся конкретно ВЭС, который может стать интересным для участников сегодняшней встречи — их системы вывода мощности. В отличие от традиционных электростанций, их рассчитывают и реализуют не по средней, а по максимальной мощности. И это я не о том, насколько нужно верить в то, что ВИЭ по экономике может конкурировать с тепловыми э/станциями, а о том, что ВЭС требуют сложных и масштабных систем ЛЭП. Ну, по крайней мере, в России пока именно ЛЭП — у нас пока нет проектов морских или, как принято говорить в этой отрасли, офшорных ВЭС, которые вовсю начали строить вдоль европейского побережья. Вот там только хардкор, только кабели, никаких вариантов. Так что, если после выборов у нас не появится новое правительство, которое отменит ВИЭ-ДПМ2 за ненадобностью и из-за рисков для регулирования ЕЭС — присматривайтесь, нельзя исключать, что Росатом и в СЛО полезет.

В понятие энергоперехода есть и такая составляющая, как энергоэффективность, и вот это, на мой взгляд, куда как полезнее и интереснее. Что такое наш среднестатистический сибирский городок, не относящийся к мегаполисам? Крупная ТЭЦ, обычно на угле и десяток пиковых угольных котельных. Конечно, сейчас Газпром вынужден форсировать газификацию всей нашей территории, вот только от этих угольных пиковых котельных избавиться все равно не получится — климат не тот. Строить для каждой пиковой электростанции отдельный газоотвод, причем рассчитанный на максимальное потребление на случай внезапных 30-40 градусных морозов, ставить мощные компрессорные станции? Нет, если Европа и дальше будет платить по 700 долларов за кубометр газа — Газпром может и на такое пойти, но наши европейские спонсоры характер имеют капризный, а порой и вздорный — могут, чего доброго, суметь снизить цены до 500. Если серьезно — экономически не оправдано, а конечные потребители в небольших городах возвращение инвестиций просто не вытянут, поскольку уровень жизни в них обычно заставляет желать. Эти пиковые угольные котельные в основном построены во времена царя гороха — пыхтят, коптят и еле дышат. А мы в это время что-то там про ВЭС, СЭС, цифровизацию, роботизацию и искусственный интеллект. Типового проекта таких котельных, который помог бы подешевле обновить парк, как не было, так и нет. У нас нет государственных угольных компаний, которые могли бы взяться за такие НИОКР, у нас сбыт тепловой энергии благополучно передан частникам. А мы — про наш углеродный след, причем всю нагрузку на избавление от него желаем перевесить на крупный бизнес. Разумно? Вряд ли — небо над Сибирью в отопительный сезон должно быть не настолько фиолетовым. Если мы хотим не плестись за Европой с ее трендом на энергопереход, а действительно думать о собственной стране, о том, что энергопереход должен не нарушать баланс в энергетическом треугольнике — заниматься нужно не декарбонизацией, а сосредоточиться именно на энергоэффективности как на национальном проекте. Нужны современные пиковые котельные, нужно ренновация всех теплосетей — не кусто-гнездовым методом, где поставщики тепла решили деньги не за границу выводить, а на дело потратить, а по жестким нормативам. Но энергоэффективность — это не только производство и доставка тепла, но и его рациональное использование. Наши панельные жилые кварталы, наши железобетонные коробки заводов были рассчитаны на электроэнергию по 3 копейки за кВТ*ч, у нас глобальное потепление наступит потому, что мы атмосферу отапливаем и грунт прогреваем кипятком. Евросоюз программу энергоэффективности проводил централизованно, но не за счет унификации оборудования, труб и утепления зданий, а за счет, с одной стороны, жестко продуманной системы штрафов и за счет банковских льгот для тех, кто шел на утепление своих жилых и промышленных зданий. И в начале нулевых рост европейского ВВП был обеспечен, в числе прочего, массовым спросом на стройматериалы, на трубы и, разумеется, на все, что касается внутренней электропроводки. Массовый спрос обеспечил массовое производство с падением себестоимости — у нас ведь до сих пор всевозможные алюминиевые окна и двери в ту же Ленинградскую область норовят тащить из Польши. Возможен ли европейский опыт в России, сказать сложно. Лично у меня впечатление, что наши энергосбытовые частники если и пойдут на это, то крайне неохотно — им куда как интереснее сидеть на заделе советских времен и получать прибыль в режиме посредника вульгарного. Но, к сожалению, так или иначе, основной факт остается грустным — правительство пока не предлагает ничего похожего на разумную программу повышения энергоэффективности. Зато резвятся сторонники либеральной экономики, рецепт у которых предельно прост: надо поднять раз в пять стоимость гигакалорий и киловатт*часов, и потребитель все сделает сам. Раз уж тема моего выступления обозначена как современная энергетическая политика, давайте зафиксируем — нет у нас государственной политики в том, что касается программы роста энергоэффективности. Да и общий вывод оптимистическим не получается: слово энергопереход мы произносить научились, а вот разумно подходить к нему даже не пытаемся. Если и пытаемся, то не в виде энергетической политики государства, а в виде усилий отдельно взятых энергетических компаний, причем государственных — РусГидро и Росатома. Но Росатом я сейчас назвал не из-за их инициатив со строительством ВЭС по программа ВИЭ-ДПМ как составной части ЕЭС России, а за совершенно новое направление — строительство АСММ. Первенец уже работает, причем традиционно для Росатома — он первый в мире. ПАТЭС «Академик Ломносов» обеспечивает Певек не только электроэнергией, но и теплом и вырабатывает он то и другое в том регионе, где уровень цен вполне позволяет вернуть инвестиции. А во время все того же ВЭФ-2021 стало очевидно, что этот головной образец единственным не будет — проект масштабируется, что позволяет надеяться на снижение его себестоимости. Подписано соглашение с KAZ Minerals на обеспечение «атомной» э/энергией проекта Баимского ГОКа, а это уже флотилия в составе четырех ОПЭБ в порту, который предстоит построить в бухте Наглейнгын. Будет и пятый ОПЭБ, поскольку по другому Росатом соглашение не вытянет: на время сменя ядерного топлива объем генерации падать не должен. Но и это не все — там же, во Владивостоке Росатом договорился с ГлобалТЭК о проработке проекта энергообеспечения будущего СПГ-завода на берегу Охотского моря. Тут все будет зависеть от параметров СПГ-завода — пока езе не принято окончательное решение о том, будет его мощность 12 млн тонн в год или 18. Если 18 млн тонн, то это практически та же мощность, что и у Ямал-СПГ, а на Сабетте работает газовая электростанция мощностью 500 МВт. А это уже намек на то, что в этом случае будет использован не реактор РИТМ-200, уже отработанный на атомных ледоколах и который будет использован для чукотского медного проекта, а РИТМ-400, проектирование которого заканчивается для атомного ледокола класса «Лидер». Мощность РИТМ-200 — 55 МВт, мощность РИТМ-400 планируется 110 МВт. Можно ли назвать строительсттво ПАТЭС частью энергетической политики? Сложный вопрос. ОПЭБ для Чукотки финансируется правительством, но не из любви к Росатому, из-за СПИК с ККАЗ Минералс. Но, с другой стороны, правительство могло пойти и на то, чтобы на Чукотке работал плавучий энергоблок на СПГ — было такое предложение от НОВАТЭК. Отказались от него совершенно сознательно — СПГ электростанция работала бы на оборудование Сименс, а в случае атомных ОПЭБ локализация в 95% просто гарантирована. И политикой не назвать, и без государства не обошлось, потому даже не знаю, как это направление можно систематизировать — гибрид какой-то.

О чем еще стоило бы сказать касательно энергетической политики? У нас утверждена концепция развития водородной энергетики, но политикой это пока назвать не получится: пункт 10 концепции начинается со слов «Глобального рынка водорода пока не существует». Концепцию нужно рассматривать как согласие государства на проведение массовых НИОКР для разработки экономически оправданных технологий производства, хранения и транспортировки водорода — таких технологий пока нет не только у России, ее и в мире нет. Еще состоялось поручение Владимира Путина правительству о необходимости проработки сразу четырех ГЭС на притоках Амура не только как источников генерации, но и как способ борьбы с ежегодными паводками. Давно пора, если честно: не так давно Минприроды подсчитало, что начиная с 2014 государство ежегодно тратит на ликвидацию паводков и подтоплений на ДВ 75 млрд рублей. Да, ГЭС вдоль Амура — это не столько про заработать деньги, сколько про то, как их не потратить, но в том случае, если правительство выполнит поручение президента, то вот это действительно будет государственной энергетической политикой. Но причин, по которым у нас строится только одна крупная ГЭС настолько много и они настолько замысловаты, что сегодня на рассказ о них точно времени не хватит.

Борис Марцинкевич
Оцените автора
Добавить комментарий

  1. Евгений

    Уважаемый Борис Леонидович! Вы правы на 202%, что “слово энергопереход мы произносить научились, а вот разумно подходить к нему даже не пытаемся. Если и пытаемся, то не в виде энергетической политики государства, а в виде усилий отдельно взятых энергетических компаний, причем государственных — РусГидро и Росатома.” В родной моей Архангельской области был совсем не давно зам.губернатора по развитию Соловков. Чиновник-то был, вот только проект восстановления гидроэлектростанции, что была монахами в начале 20 века построена на Большом Соловецком острове, до настоящего дня не реализован. Хотя экскурсоводы развалины станции и сегодня всем гостям островов показывают. А ведь РусГидро, до того, как на компанию навесили весь Дальний Восток, вела переговоры о восстановлении мини-гэс на Соловках. Чиновники что-то про развитие туризма в Архангельской области с экранов телевизоров вещают, забывая, что на тех же Соловках нет ни водопровода, ни канализации. Единственное, что сделали за 30 лет демократии на Соловках- провели реконструкцию аэродрома…И самое печальное, в программах всех партий, что сегодня идут на выборы у нас, нет ни у кого ни слова про развитие энергетики…С превеликим удовольствием вечером в воскресенье посмотрел, выбравшись с дачи, Ваш разговор с Маратом Касемом 08.09.21 г. про ДЭФ. Был в недоумении, что “Звёздочка” не рассматривается как исполнитель в изготовлении корпусов для плавучих АЭС. Трескотни, почти как трескотни сорок, наших чиновников о том, что предприятия ОСК в Северодвинске должны увеличивать объём гражданской продукции много, но конкурс Росатома выиграла, по сообщению вчера “Коммерсанта”, китайская верфь…Хотя чему удивляться, дача у меня в СНТ “Строитель”, ЛЭП в 2 (два) километра от СНТ “Уйма” по равнине, без вечной мерзлоты, разводку до дач и подачу электричества в дачный домик смогли сделать только осенью 2017 года, а СНТ “Уйма” с электричеством с начала 80-ых годов прошлого века живёт…Вот “Вести Поморья” вчера порадовали. В Нёноксе сгнившие деревянные столбы для ЛЭП меняют на современные из бетона и обещают, что проведут ЛЭП от Нёноксы до деревни Сюзьма. А то Сюзьма от цивилизации отрезана, свет от генератора, мост через реку Сюзьма сгорел от удара молнии то ли в 1991, то ли в 1992 году и до дня сегодняшнего не восстановлен. Можно протопать с рюкзаком за плечами от Нёноксы тайгою по болотам через ручьи и 2 речки Режма (Большая и Малая) до реки Сюзьма и, если на море шторм с северным или северо-восточным ветром, обустраиваться у костерка на ночлег под ёлкой то ли на сутки, то ли на двое, через речку Сюзьма в деревню Сюзьма никак не переправиться… Вроде от Москвы до Архангельска чуточку меньше лететь, чем до Анадыря, и теплее в Архангельске, чем в Анадыре, но живём очень похоже…

    Ответить