о научном дивизионе Росатома и некоторых его изделиях
Атомная энергетика на день сегодняшний является вершиной развития энергетической отрасли с научно-технической точки зрения. Совершенствование атомных технологий требует развития не только конструкторских и инженерных решений — это принципиально невозможно без развития науки, конкретно — физики. Физики атомной и ядерной, физики ускорителей, физики сверхсильных полей и элементарных частиц, изучения свойств загадочных нейтрино, радиофизики, сверхпроводимости — список необходимых направлений огромен. Атомные технологии требуют развития химии, как то: химия особо чистых веществ, самые разные сплавы, химия редких и редкоземельных металлов. Обе науки — рабочий инструмент атомной отрасли, любые теоретические исследования требуют экспериментального подтверждения, потому деятельность нашей атомной корпорации вот уже почти 80 лет воплощает идею физико-технических институтов, предложенную академиком Абрамом Иоффе. Разработал новую теорию? Молодец. А теперь закатай рукава и собери экспериментальную установку, которая её докажет экспериментально. Не перепоручи специально обученным людям — сам придумал, сам и доведи до логического завершения. Этот подход в полной мере позволяет насладиться обратным эффектом: новые научные открытия просто требуют развития технологий, напрямую с атомной энергетикой не связанных. В советские времена, какими бы удивительными они с современной точки зрения нам ни казались, такую побочную продукцию уверенно складывали под сукно — не до того было во время гонки ядерных вооружений. Изучили свойства лития по полной? Хорошо, но пока всё, что не касается изотопа лития-7, на полку, термоядерное оружие важнее. Это просто пример. Не хочется сразу идти в подробности, но вот те самые газовые центрифуги — никто ведь не запрещает с их помощью обогащать только уран? А полезных для медицины изотопов других химических элементов — просто пруд пруди. Ну и так далее и тому подобное — мы обязательно попробуем разобраться, откуда конкретно здесь выстреливают новые и новые направления бизнеса. Не менее интересен Росатом и с другой стороны: он остаётся полностью государственной корпорацией. Не компанией, а именно корпорацией. Принципиальное отличие от тех же Газпрома с Роснефтью — у Росатома не было и нет никакого “айпио” (Первичное публичное предложение. — Ред.) ввиду отсутствия акций как таковых. В результате в деятельности Росатома нет никакой биржевой — читать как “спекулятивной” — составляющей. Росатом — едва ли не единственное в России живое воплощение антилиберальной экономической идеологии. Он не просто находится в государственной собственности — Росатом сохранил с советских времён властную вертикаль практически без изменений.
С чьими именами у нас прежде всего ассоциируется рассвет отечественного атомного проекта? Три имени. Сталин. Не хочу перечислять его титулы и должности — высшее должностное лицо страны; Берия. Руководитель Спецкомитета, напрямую, безо всяких бюрократов, подчинявшийся исключительно Сталину. Курчатов. Руководитель научно-технического направления, создатель научных коллективов, отвечавших за конкретные участки огромного проекта. Разумеется, творцы атомного проекта — десятки и сотни талантливейших людей, но первыми в памяти всплывают именно эти имена.
В нашей современной России есть только две государственные корпорации, которые напрямую подчиняются президенту страны: Роскосмос и Росатом. А если заглянуть в устав Росатома, то обнаруживаешь, что высшим исполнительным органом корпорации является его генеральный директор. Не нечто коллегиальное: совет директоров, собрание акционеров, президиум, комитет, — а совершенно конкретная физическая персона в количестве одна штука. Утверждается — указом президента. Отчитывается — перед президентом. Снимается — президентом. Где современный Курчатов? Интересный вопрос, ответ на который отсутствует. Почему? Так ведь и имя Игоря Васильевича общественности стало известно куда как не скоро — и это совершенно нормально, поскольку ядерный оружейный комплекс Росатома никуда не делся и не денется, а этот комплекс обходится без “кипиай” (ключевых показателей эффективности) и без CV (curriculum vitae (лат.) — жизнеописание, краткое хронологическое описание образования, мест работы и т. п. — Ред.).
И вот этот “динозавр”, осколок советской империи в наши дни конкурирует со всем, что успел породить разлюбезный либеральный капитализм. С пресловутыми эффективными частными собственниками, с государственными компаниями, подчинёнными коллегиальному Росимуществу и правительству, с малыми и средними предпринимателями, которые, словно галантерейщик и кардинал, спасают Россию. Итоги конкуренции хорошо известны, хотя, по каким-то необъяснимым причинам, о них очень нечасто вспоминают большие телевизоры и федеральные СМИ. Как только правительство упирается в непроходимый тупик — появляется Росатом. Строили самолёт, иностранцы обидели с крыльями — Росатом подоткнул своими композитными материалами. Хотели развивать Северный морской путь двумя ключами, где вторым было Министерство транспорта — грузовые суда намертво вмёрзли в лёд — пришлось согласиться с тем, что в водах Арктики эффективным менеджерам просто не место. Придумали мусорную реформу, в которую никак не получалось вписать проблему отходов 1 и 2 класса опасности — тех, которые матушка-природа переработать просто не в силах или способна сделать это лет так за 50–60. Проблему повесили на Росатом — тот крякнул и поволок новый воз. Да, не скрываю — я пристрастен, но для меня каждый новый успех Росатома является наглядным доказательством слов, сказанных президентом России летом 2021 года: “Капитализм в его нынешней форме изжил себя”. Слушаешь — получаешь теоретический посыл, смотришь на работу Росатома — наблюдаешь экспериментальное подтверждение, всё, как и предлагал академик Иоффе, который вовсе не про коньяк и кофе. Мне кажется, что перечисленного вполне достаточно для того, чтобы анализ новостей о деятельности Росатома стал постоянной рубрикой.
Однако, прежде чем помчаться по новостной повестке, я уверен, стоит провести предварительную подготовку. Большие СМИ не балуют нас попытками пояснить, что такое Росатом с организационной точки зрения, для них и, следовательно, для нас корпорация стала “чёрным ящиком”, из которого выпрыгивает информация о событиях и только о событиях. А кто, как и что делал для того, чтобы эти новости появились, — то нам неведомо. Убеждён, что отсутствие любопытства — смертный грех, чисто случайно не зафиксированный в известных скрижалях, который простить можно только с учётом того, что у каждого из нас своих забот и хлопот — выше головы. Но, представляя себе, что я ничего про Росатом не знаю, кроме того, что́ публикуют большие СМИ и федеральные телевизоры, подозреваю, что точно бы удивился. Вот генеральный директор участвует в подписании обязывающего договора на строительство АСММ (атомная станция малой мощности) в Ташкенте, вот он же — на площадке Красного бора разбирается с опасными химическими отходами, вот новости об урановых хвостах в бывших республиках Средней Азии, рядом — фотографии ледоколов во льдах Арктики, следом — пара слов о проекте малой ГЭС в горах Киргизии, о новых видах радиофармпрепаратов для ядерной медицины, о строительстве завода по производству литий-ионных аккумуляторов, вот тут — новости о строящемся ускорителе под Новосибирском, в котором освоили производство новой модификации ядерного топлива, под Томском строят новейший ядерный энергокомплекс 4-го поколения и одновременно добывают титановую руду, которая необходима для 3D-принтера, печатающего металлические детали, потому что они нужны для производства композитных материалов, а то без них самолёт не взлетает, в то время как над Севморпутём уже парит в космосе второй специализированный спутник. Каким таким образом во всём перечисленном “виновата” ровно одна корпорация, которая у нас государственная, то есть, если верить дятлам либеральных экономических теорий, медлительна, инерционна и не эффективна? Почему поток новостей настолько плотный — из-за того, что в контуре Росатома каждое подразделение работает исключительно по собственной инициативе, по собственным планам? Или же потому что вся работа самым тщательным образом скоординирована? Мне кажется, что информация о том, как выглядит структура Росатома, необходима, пусть даже в минимальном объёме — иначе структура мозга, пытающегося охватить атомные новости, рискует закипеть. Предлагаю попробовать хотя бы в самых общих чертах разобраться, из каких “кирпичиков” построено нынешнее “здание” Росатома, заодно припомнив, когда и по каким причинам они явились на свет.
Начнём в режиме “капитана Очевидность”: отечественный атомный проект воплотился в железе во многом потому, что вначале он появился на кончике пера. Не было бы в нашей стране в наличии огромной фундаментальной научной базы — не было бы у нас и атомного проекта в двух его ипостасях, одна из которых исключительно мирная, а другая — не очень. Ну или “очень не” — тут как посмотреть. Научный дивизион Росатома — это всего 10 институтов, но одних наименований которых достаточно для того, чтобы увидеть всю историю нашего отечественного атомного проекта. Для этого достаточно расположить эти НИИ в списке не по алфавиту, а в хронологическом порядке — и картина, что называется, заиграет. Не исключаю, что мне сейчас вот просто не хватит места для того, чтобы описать всю структуру Росатома, но на этом десятке НИИ нельзя не остановиться подробно — без них Росатома просто и не было бы. Министерство среднего машиностроения, Спецкомитет, конечно, вышли из солдатской шинели, но ведь в академической шапочке на голове. В России с Академией наук, с высокой наукой, скажем так, по-разному: то есть у государства конкретный интерес и находятся возможности для финансирования, то вдруг всё наоборот. Потому стоит отдать должное Росатому — свои ведущие НИИ корпорация поддерживала во все времена — не только из уважения к собственным прародителям, но и понимая то, что без них дальнейшее развитие если и будет идти, то только через пень-колоду. Сохранить удалось всё во многом благодаря тому, что внутри корпорации путь от научных изысканий до промышленного внедрения минимален. Специалисты этой десятки институтов точно знают, в чьи руки передавать свои наработки, подразделения Росатома точно знают, к кому обращаться за помощью — то и другое происходит без пресловутых тендеров и прочих бюрократических красот, а результаты нам известны, да и не только нам. Ситуация вокруг России непроста, но с тем, что Росатом опережает ближайших конкурентов лет так на 10–15, никто в мире спорить и не думает — полный консенсус, понимаешь.
Радиевый институт 1922 года рождения — на сегодня единственное подразделение Росатома, чей возраст перевалил за вековую отметку. Колыбель атомной науки, исток, начало начал, детище Владимира Вернадского, Виталия Хлопина и молодой страны Советов, которая умудрилась в разрухе после Гражданской войны не забыть о фундаментальной науке. На сегодня Радиевый институт — это научное сопровождение всего, что связано с переработкой облучённого ядерного топлива и с “уборкой” радиационно повреждённых территорий и грунтов.
Почти десятилетие спустя, в 1931 году, был создан Гиредмет, государственный институт редких и малых металлов — таково его полное название. Его научные работы и сегодня соответствуют говорящему названию: разработка новых материалов на основе редких металлов, их соединений и сплавов, высокочистых веществ, полупроводниковых материалов, наноматериалов и нанотехнологий. Из числа тех, что на слуху, — научное сопровождение металл-ионных накопителей и всё, что связано с водородной программой. Радиевый институт и Гиредмет — это те два научных института, работавших до создания Спецкомитета, до появления Лаборатории № 2, на плечах которых, в общем-то, то и другое прибыло в нашу реальность.
Спецкомитет был создан, как, надеюсь, все помнят, в 1945 году, а годом позже, в 1946-м, в Обнинске появилась лаборатория “В”, которую с 1966 года мы знаем как Физико-энергетический институт. Вот тут даже и не знаю, что сказать: первая АЭС, реакторы на металлических носителях, реакторы для нашего подводного флота, реакторы быстрые, реакторы для космических аппаратов и далее по списку. О Физико-энергетическом институте (ФЭИ) мы уже говорили, и я всё ещё надеюсь, что кто-то попросит продолжения — легендарный институт этого точно заслуживает. В том же 1946-м в славном городе Подольске появился ещё один “почтовый ящик”, название которого менялось регулярно: “Опытная установка Гиредмета”, Подольский опытный завод, НИИТВЭЛ, Научно-производственное объединение, Научно-исследовательский технический институт, — пока в 1989 году не появилось название уже современное — НПО “Луч”. Как бы покороче сформулировать?.. Разработка и обеспечение предприятий Росатома тепловыделяющими элементами и сборками для различных ядерных энергодвигательных установок и разработки по некоторым тематически близким направлениям. Ядерное топливо для различных ядерных двигателей, в общем. К примеру — шарообразные тепловыделяющие элементы (твэлы) для реакторов с гелиевым охлаждением.
1951 год, постановлением Совета министров СССР был создан НИИ № 10, сегодня носящий название ВНИИХТ, Ведущий НИИ химических технологий. По названию ведь несложно догадаться, что именно в этом институте разработаны все технологии переработки урановых руд. Рудники и карьеры, кучное и подземное выщелачивание — всё отсюда, ну а потом Остапа понесло: здесь разрабатываются технологии переработки руд и получения лития, циркония, гафния, тантала, ниобия, бериллия и всех редкоземельных металлов. Кто сказал: “Здравствуйте, литий-ионные батареи”? Послышалось, наверное, — как и то, что именно специалисты ВНИИХТ и Гиредмета подготовили к промышленному внедрению технологию переработки этих же аккумуляторов.
Годом позже в городе Троицке была создана Магнитная лаборатория Института физических проблем. Ни о чём не говорит? В 1957 году это была уже отдельная Магнитная лаборатория АН СССР. Опять никто не догадался? Магниты и атомная энергетика связаны через привычную идиому “тороидальная камера с магнитными катушками”, в просторечье токамак, она же — термоядерный реактор. Современное название — ТРИНИТИ, Государственный научный центр Российской Федерации, Троицкий институт инновационных и термоядерных исследований. Да, мне вот тоже не нравятся все эти инновации с компетенциями, но уж как назвали, так и назвали, ничего не поделаешь. ТРИНИТИ — это научное и экспериментальное сопровождение всего, что связано с освоением УТС — управляемого термоядерного синтеза. И присмотритесь внимательно к дате создания лаборатории, выросшей до уровня отдельного научного института — 1952 год. Напомню, что первая в СССР атомная бомба с ядерным усилителем, так называемая “слойка”, она же РДС-56с, была взорвана 12 августа 1953 года. Пик ядерного противостояния со Штатами, военно-промышленный комплекс страны ещё только-только набирает разгон для серийного производства ядерных боезарядов, но уже тогда были начаты первые этапы освоения УТС. И как-то вот без окупаемости инвестиций, демпфирующих механизмов и ставки рефинансирования — не прибыли ради, науки для. Такое вот было время.
В 1954 году первую электроэнергию в Единую энергетическую систему СССР выдала Первая АЭС в Обнинске. На всякий случай напомню: Первая АЭС стала волевым выбором Игоря Васильевича Курчатова из трёх перспективных проектов атомных реакторов для подводных лодок. В Обнинске, в лаборатории “В” одновременно шла работа над реакторами трёх разных типов: урано-графитовым, водно-водяным и реактором с бериллиевым отражателем. В 1949 году в Лаборатории АН СССР № 3, бывшем ИТЭФ, нынешнем Курчатовском комплексе теоретической и экспериментальной физики, был запущен первый советский тяжеловодный реактор, с начала 50-х в Обнинске шли работы над созданием реакторов быстрых, реакторов для космических аппаратов и даже для самолётов. В общем, идея напрашивалась: в этом творческом порыве десятков и сотен физиков требовался хотя бы маломальский порядок. И в 1956-м в Димитровграде началось создание опытной станции, которая в 1959-м была реорганизована в новый научный центр с говорящим названием НИИАР, НИИ атомных реакторов. На сегодня действующих исследовательских реакторов на площадках института — шесть штучек: на быстрых нейтронах БОР-60, бассейновые РБТ-6 и РБТ-10, кипящий ВК-50, высокопоточный СМ и петлевой МИР, строится новый — МБИР. Рассказывать можно о каждом, но не сейчас. А сейчас важно запомнить, что именно здесь, в НИИАР проверяют все придумки наших физиков по всем новым видам ядерного топлива, по новым конструкторским решениям, по новым материалам для реакторов и далее по списку. Такого парка исследовательских реакторов на планете больше нет, а возможности, имеющиеся у специалистов института, позволяют отрабатывать все технологии, связанные с получением и будущим промышленным производством генераторных радионуклидов, перспективных в ядерной медицине, в сельском хозяйстве, в научных исследованиях. Вот лишь часть списка, который звучит, как музыка: препараты плутония-242, америция-243, кюрия-244, кюрия-248, берклия-249, калифорния-249, калифорния-252, — это трансплутониевые элементы, которые производят в Димитровграде. Это далеко не полный перечень.
Начало 50-х годов для отечественной атомной физики можно вполне уверенно называть её Золотым веком, временем, когда в эту отрасль науки шли молодые и дерзкие, фонтанирующие идеями, такими, что и сейчас-то кажутся чем-то фантастическим. Удивительных историй, невероятных биографий талантливейших людей можно написать тысячи, но сегодня только об одной из таких вот историй. В 1949 году, сразу после окончания физфака МГУ в Обнинск по приглашению Дмитрия Блохинцева прибыл Игорь Ильич Бондаренко, годом позже, после МЭИ — Виктор Яковлевич Пупко. В лаборатории “В” они попали в тёплые руки Александра Лейпунского, под руководством которого оба молодых да ранних с головой ушли в работы по расчётам реактора на быстрых нейтронах с жидкометаллическим теплоносителем. Из воспоминаний Виктора Пупко: “Я, сдружившись с Игорем Бондаренко, попал под обаяние его личности. Бондаренко “болел” космосом и увлёк меня фантастическими идеями. Однажды мы поспорили друг с другом: можно ли сделать ракету с ядерным двигателем? Замечу, что спор произошёл ещё за шесть лет до первого космического полёта”. Нормально? Да вполне — молодым учёным на тот момент по 25 лет от роду было. По собственной инициативе, в свободное от основной работы время, то есть по вечерам и по ночам — всё, как положено. Результатом работы двух энтузиастов стал, однако, отнюдь не научно-фантастический роман или там повесть, а расчётная оценка гомогенного уран-графитового реактора для ракеты с использованием водорода в качестве рабочего тела. Год на дворе был — 1951-й. Лейпунский оценил сразу, Сергей Павлович Королёв — чуть позже, и в результате в Лаборатории “В” был создан сектор № 5 для разработок космических энергетических и ядерных установок. В 1956 году на основе предложения Лаборатории вышло Постановление правительства СССР по созданию проекта ядерного ракетного двигателя с малогабаритным высокотемпературным реактором. В том же 1956-м Совет Министров обязал Министерство среднего машиностроения организовать выпуск керамических тепловыделяющих элементов для такого реактора и построить в посёлке Тураево (чуть позже посёлок влился внутрь границ городского поселения Лыткарино) Московской области стенд для испытаний малогабаритного “керамического” реактора. Первое название новой лаборатории — ИЛВАР, Исследовательская лаборатория высокотемпературных атомных реакторов. К сожалению, в дальнейшем это, на мой взгляд, перспективное направление свернули, но научный коллектив уже имелся, и на базе ИЛВАРа в 1960 году была создана лаборатория измерительных приборов, которая в 1972-м выросла до уровня НИИП — НИИ приборов. Приборы, необходимые в атомной энергетике во всех направлениях её развития, должны иметь элементную базу, выдерживающую мощные потоки ионизирующих излучений — это направление было и остаётся основным для НИИП.
Наш атомный проект начинался на уран-графитовых реакторах — они оптимальны для наработки оружейного плутония. Химически чистый, то есть 99,999% чистоты графит, который использовался в качестве замедлителя на промышленных реакторах — это был вызов и для науки, и для промышленности. Обидно, что об этом теперь не часто вспоминают — наверное, просто потому что “какой-то там графит” это скучно, никаких тут ядерных реакций, но как ни крути, а простой карандаш имеет самые прямые родственные связи со всеми реакторами, которые обеспечили нам ядерный паритет с главными демократизаторами планеты. Сейчас все эти реакторы остановлены и поэтапно выводятся из эксплуатации — международные соглашения об этом подписаны и действуют, но произошло это относительно недавно. Во всяком случае куда как позже, чем специалистам Минсредмаша потребовались ещё более глубокие знания о свойствах графита. В 1964 году Курчатовский институт и НИИ-8 (нынешний НИКИЭТ имени Николая Доллежаля, Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники) приступили к реализации проекта Б-190 — разработке и созданию реакторов РБМК, реакторов большой мощности канальных. Как складывалась их история, омрачённая трагедией на Чернобыльской АЭС — отдельная грусть и печаль, конечный результат на сегодня, к сожалению, хорошо известен: эта технология просто закрыта. Причин, в общем-то, было две: не только страшная авария 1986 года, но ещё и то, что теоретически энергетические реакторы РБМК-100 возможно модернизировать в, так скажем, исходное состояние — добиться того, что на них получится нарабатывать тот самый оружейный плутоний. Вот только, глядючи на развесёлую обстановку вокруг России, на талантливых, гениальных политиков, стоящих у руля в Штатах и в Европе, я время от времени, когда никто не видит и не слышит, сам себе задаю вопрос: а точно-точно нам не потребуются РБМК в такой ипостаси-то? Не дай бог, конечно. Впрочем, с такой философией как-нибудь потом, а сегодня можно просто констатировать: проект Б-190 Минсредмашу вполне удался, в том числе и потому, что ещё в 1960 году был создан НИИГрафит. Главная задача — максимально глубокое исследование свойств графита, но это простыми словами, официально всё звучало куда как сложнее. Всестороннее изучение и разработка специальных видов углеродных материалов и изделий из них, внедрение их в серийное производство.
Товарищи учёные решили все задачи, необходимые для реализации проекта Б-190, но на этом и не думали останавливаться. Искусственные графиты, графиты силицированные, углеродкерамические, графитопласты, стеклоуглерод, пирографит и пироуглерод и металл-углеродные композиционные материалы — всё это уже имело место быть к середине 70-х. Этот огромный задел в наши дни используется, что называется, по полной программе — НИИГрафит и есть родоначальник всей композитной программы Росатома: от препрегов через волокна и ткани до композиционных материалов для теплонагруженных деталей авиационных двигателей. Крылья для самолётов, лопасти для ветротурбин и далее по списку — количество предприятий, занимающихся отдельными направлениями создания и применения композиционных материалов у Росатома перевалило за три десятка.
Самый юный институт в составе научного дивизиона Росатома — ИРМ, Институт реакторных материалов. Датой его создания считается физический пуск специализированного исследовательского реактора ИВВ-2, исследовательского водо-водяного, который состоялся 23 апреля 1966 года. Наименование института на тот момент было простенькое: Свердловский физико-технический институт, местонахождение — площадка на тот момент только что запущенного первого энергоблока Белоярской АЭС, город Заречный. На всякий случай: первый энергоблок этой АЭС — реактор АМБ-100, атом мирный большой электрической мощностью 100 МВт. Сейчас, конечно, звучит крайне необычно, поскольку по меркам МАГАТЭ у нас ведь АСММ, атомные станции малой мощности — это до 300 МВт, но в начале 60-х, когда в НИКИЭТ приступили к его проектированию, такое название было совершенно оправдано — он был эволюционным развитием Первой АЭС с её 5 МВт электрической мощности. Ну а исследовательский реактор ИВВ-2 был задуман для развития нейтронных методов исследования материалов — для изучения того, что происходит со всевозможными конструкционными материалами под воздействием пучков нейтронов, того, что происходит с этими материалами после реальной эксплуатации в активных зонах реакторов. Задачи чрезвычайно важные: ИРМ обеспечивает безопасность работы атомных реакторов, поскольку в них используются только те материалы и сплавы, которые обладают максимальной радиационно-коррозийной стойкостью.
Разумеется, всё рассказанное — не более, чем общее знакомство, но оно мне кажется совершенно необходимым. Без вот такого обзора именно научного дивизиона Росатома понять, что мы наблюдаем в режиме онлайн взрывной темп развития нашей атомной корпорации, невозможно. Нет в этом никакого волшебства или внезапности: за каждым направлением деятельности Росатома — огромный объём научных исследований, которые велись и ведутся десятки лет. То, что руководство корпорации научилось максимально быстро переводить исследования от стадии НИР, научно-исследовательских работ, к стадии НИОКР, научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, от создания демонстрационных образцов оборудования к их промышленному производству и внедрению на свои многочисленные предприятия — отдельная наука, и нам всем остаётся только радоваться тому, что она освоена в полной мере. Давайте ещё разок взглянем на перечень основных, ведущих, главных научных институтов Росатома — просто для закрепления и ещё потому, что я очень надеюсь увидеть в отзывах к этой статье пожелания продолжить и углубить.
— НИИАР, НИИ атомных реакторов;
— ИРМ, Институт реакторных материалов;
— ФЭИ, Физико-энергетический институт имени Александра Лейпунского;
— НИИ НПО “Луч”, Научно-исследовательское научно-производственное объединение;
— ТРИНИТИ, Троицкий институт инновационных и термоядерных исследований;
— НИИП, НИИ приборов;
— ВНИИХТ, Ведущий НИИ химической технологии;
— Гиредмет, Государственный институт редких металлов;
— НИИГрафит;
— Радиевый институт имени Виталия Хлопина.
Институтов, как видите, достаточно много, направлений исследований — просто огромное количество, но это совершенно не мешает работать в координации и во взаимодействии: никто локтями не толкается, напротив, идёт взаимная помощь и, соответственно, взаимообогащение идеями, перекрёстное “опыление”. Сформированы три блока, для каждого из них определены основные цели и приоритетные задачи. Физико-энергетический блок — это НИИАР, ИРМ, ФЭИ и “Луч”. И это, конечно, реакторные и изотопные технологии, прикладная и ядерная медицина, неядерные технологии, база исследовательских реакторов и горячие камеры, а также “испытательная внереакторная база”. Изящная такая идиома, в которую господа атомщики упрятали реакторные сборки, ускорители всех типов, токамаки, химические лаборатории. Звучит лаконично, хотя рассказывать обо всём этом хозяйстве можно часами. Электрофизический блок — это ТРИНИТИ и НИИП, основные направления и задачи — плазменные, лазерные и лучевые технологии, разработка и производство оборудования для ядерной медицины, разработка и создание высокотемпературных сверхпроводников, научные работы в области радиационной стойкости всевозможной радиоэлектронной аппаратуры, а также разработка и производство оборудования для обнаружения и контроля радиоактивных и взрывчатых веществ. И третий блок — химико-технологический, в составе которого ВНИИХ, Гиредмет, Радиевый институт и НИИГрафит. Тут список задач едва ли не самый обширный: создание новых материалов на основе редких и редкоземельных металлов, создание и развитие химических технологий урановых и редкометалльных групп, получение ядерно чистых конструкционных материалов, сверхчистых веществ, полупроводниковых радиационно стойких материалов, тех самых нанотехнологий и наноматериалов, над которыми так старательно издевался Анатолий Чубайс. Его в России больше нет, а работы по нанотехнологиям — есть и вовсю продолжаются.
И да, на всякий случай, — я не оговорился, когда сказал, что в научном дивизионе Росатома только его ведущие НИИ, которые работают, так скажем, для всей корпорации. Внутри отдельных дивизионов Росатома научных институтов куда как больше, но они куда как более узко специализированы. Самые глубокие, фундаментальные научные исследования — здесь, в научном дивизионе корпорации, специалисты которого помогают с научным сопровождением и руководством исследований в более узкоспециализированных институтах: научных, проектных, конструкторских.
Оригинал статьи: