«Декарбонизация энергетики» как способ демонизации угля

Тренд последних нескольких лет – массовое распространение «зеленой энергетики» и многочисленные попытки убедить общественность в том, что наибольшую опасность для экологии планеты представляет использование угля, этого «топлива XIX века», в энергетике. Углекислый газ, оксиды азота, зола и шлак – все это, как нам все настойчивее и назойливее пишут борцы за декарбонизацию энергетики, неизбежные спутники угольной энергетики.

Это все – про уголь, который распределен в недрах планеты куда как более равномерно, чем месторождения природного газа, технология добычи которого куда как дешевле, чем борьба за трудноизвлекаемые запасы нефти, переработка и транспортировка которого обходятся куда как дешевле, чем производство ядерного топлива, про уголь, который не требует создания огромных по площади водохранилищ, про уголь, запасы которого кратно больше запасов нефти и газа.

«Использование угля опасно для матушки-природы!» — и точка.

Возможно, мы заблуждаемся, но нам кажется, что это первый случай в истории развития науки и технологии, когда нас призывают отказаться от любых попыток развития того и другого в пользу полного запрета использования полезного ископаемого. Призывы отказаться от угля не совпадают с логикой развития мировой энергетики, нам почему-то не предлагают настойчивее искать способы нейтрализации его вредных свойств, навязывая именно полный отказ. Ни с одним другим полезным ископаемым ничего подобного не было, логика действий была очевидной: обнаруживаем вредное воздействие – разрабатываем технологию его нейтрализации. Простая аналогия: пользование смартфонами потенциально может принести вред зрению – давайте прекратим их выпуск и законодательно утвердим этой всей ООН, всем сопротивляющимся будем лепить штрафы, а особо злостных нарушителей подвергнем уголовному преследованию. Абсурд? Разумеется, но, как ни удивительно, мы покорно киваем головами, когда нам объявляют, что именно такой подход должны быть применен по отношению к углю.

Алгеброй проверяя слова о борьбе за спасение климата

Ответ на загадку получить достаточно просто – для этого нужно вспомнить, что в авангарде борьбы против угля выступают, прежде всего, страны Европы, и сравнить с данными, к примеру, BP Statistical Review jo World. Coal. June 2018, в котором опубликован топ-10 стран с наибольшими разведанными запасами угля.

Таблица 1: Страны с наибольшими разведанными запасами угля

Закономерность очевидна: чем меньше запасы угля в той или иной стране, тем громче и агрессивнее призывы отказаться от его использования в энергетике. Обратная закономерность тоже очевидна: чем больше запасы угля, тем скептичнее отношение ее руководителей и политиков к пресловутой борьбе за декарбонизацию. Дональд Трамп, как известно, и вовсе занят оформлением выхода США из Парижского соглашения по климату. Все вполне традиционно – за красивыми словами о борьбе за сохранение климата, экологии, кроются очевидные экономические интересы. Вкладываться в развитие угольных технологий страны Европы не имеют никакой мотивации, ведь в том случае, если профессиональное научно-техническое сообщество сумеет доказать, что уголь вполне экологичен, зависимость от импорта этого энергетического ресурса у Европы станет только сильнее. Статистика дает и ответ на вопрос, по каким причинам в числе противников угля фигурирует Германия. Вот топ-10 стран-импортеров угля за 2016 год по данным статистического управления ООН, более свежих нет, поскольку Китай и Франция не предоставляют информации по своим отраслям. Общемировой объем импорта составил 846’618,9 млн тонн.

Таблица 2: Страны с наибольшей долей импорта угля, за 2016 год

В составе топ-10 – четыре европейских страны, но их доля, как абсолютная, так и относительная невелика. Это математическое, статистическое подтверждение нехитрой истины: вкладываться в научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы для разработки экологически безопасной технологии угольной энергетики мотивации у европейских нет. Казалось бы, что единственным исключением могла бы стать Германия, поскольку она присутствует в топ-10 стран с наибольшими запасами угля. Но вот еще один набор статистических данных – топ-10 стран экспортеров угля, снова за 2016 год, поскольку в 2017 году и далее данные по своему экспорту не предоставили США. Данные – в миллионах тонн.

Таблица 3: Страны с наибольшей долей экспорта угля, за 2016 год

За исключением Польши, ни одна европейская страна не поставляет уголь на мировой рынок, объем экспорта Польши слишком незначителен, чтобы здесь кто-то испытывал желание заниматься вложениями в разработку технологий, а Германии в числе экспортеров просто нет.

Нет сомнений в том, что немецкие ученые, технологи, конструкторы и инженеры способны разработать полный комплект всего, что необходимо для критического снижения объемов вредных выбросов, новых методов переработки золы и шлаков и даже полной утилизации углекислого газа. Но у угля имеется хорошо известная особенность – в каждом месторождении у него имеется целый ряд «индивидуальных» особенностей: теплота сгорания, зольность и многое другое. Под какие сорта угля немецкие специалисты могли бы разрабатывать указанные технологии – под угли Австралии, Индонезии, России, США? Вкладывать деньги и усилия для того, чтобы заниматься технологиями для «чужих» сортов угля имеет смысл только в том случае, если есть гарантия окупаемости подобных инвестиций, для чего требуется чрезвычайно тесное сотрудничество, многолетнее партнерство и уверенность в том, что такое сотрудничество не будет прервано. Если такого сотрудничества нет, то отсутствует и смысл заниматься разработками в этой отрасли – именно это мы и видим в реальности, хотя слышим при этом всевозможные слова о защите климата и борьбе против глобального потепления.

Колебания «где-то там» и конкретные последствия «здесь и сейчас»

Есть и еще одно следствие из данных Таблицы 3 — российские угольные компании в последние годы уверенно наращивали как объемы добычи угля, так и его поставки на внешние рынки, рост угольной отрасли в 2-3 раза превышал темпы роста общего ВВП России. С учетом того, страны-импортеры, как видно из второй таблицы, сосредоточены в регионе Юго-Восточной Азии, простым этот процесс назвать нельзя. Огромный объем работы реализован не только угольными компаниями – расширялись и расширяются экспортные возможности портов Дальнего Востока, серьезные усилия прилагает РЖД и РусГидро, отвечающая за энергетическое обеспечение этого региона.

Но зима 2019 года стала периодом погодных аномалий в Европе, по итогам первого квартала цены на уголь спикировали вниз сразу на 40% — до 50 долларов за тонну. В марте 2019 года было подписано соглашение швейцарской трейдинговой компании Glencore и японской компании Tohoku Electric Power о фиксации цен австралийского угля. В результате цены угля и в ЮВА демонстрировали отрицательную динамику. Средняя цена тонны угля в марте 2019 года составила здесь 94,75 доллара, в апреле – чуть выше 86 долларов, в мае – около 85 долларов. Российскую угольную отрасль, что называется, «заштормило», до цунами дело не дошло только за счет того, что РЖД пошла навстречу и снизила тарифы на перевозки.

ТАСС, 26 ноября 2019: «Арбитражный суд Кемеровской области признал банкротом разрез «Краснобродский Южный».

Тайга Инфо, 30 декабря 2019: «На шахте «Заречная» работникам выплатили долги по заработной плате за октябрь и 14% аванса за ноябрь».

Прайм, 30 сентября 2019 года: «Кемеровский арбитраж в мае текущего года завершил дело о банкротстве угольного предприятия «Ровер».

Таких новостей в минувшем году было немало – задолженности, суды, иски, аресты имущества и распродажа с молотка. Конечно, банкротство не означает, что добыча на той или иной шахте, на том или ином разрезе прекратилась раз и навсегда: не исключено, что придут новые владельцы, которые начнут все с начала или разорившуюся компанию выкупит более крупный производитель, который, вложив деньги, оздоровит обстановку в сжатые сроки. Но гарантий от того, что очередная погодная аномалия в том или ином регионе планеты, крупные контракты австралийских угольщиков с серьезными компаниями-потребителями, решение экономического отдела ЦК Компартии Китая или Грета Тумберг на трибуне крупнейшего международного экономического форума не обрушит мировые цены на уголь до уровня, который снова загонит в кризисное состояние нашу российскую угольную отрасль, никто дать не может.

Место угольной отрасли в экономике России и не только

Да, Россия год за годом наращивает объемы экспортных поставок угля, все увереннее отрывается от тех, кто занимает четвертое-пятое места в табеле о рангах, но разрыв с лидерами сокращается слишком медленно, Австралия и Индонезия вдвоем контролируют больше половины мирового рынка, упорство стран Европы в борьбе за полный отказ от угля в энергетике тоже не зависит от действий российских компаний – как угольных, так и транспортных. Периодически российские министерства энергетики и экономического развития публикуют свои прогнозы, но, при всем почтении к их экспертам, они не могут предсказать поведение тех или иных государств, они не управляют погодой. Прогнозы неизбежно имеют вероятностный характер, опираясь на них долгосрочную стратегию как всей российской угольной отрасли, так и инвестиционные планы отдельных компаний выстроить не получится. Риск кризиса будет бродить по угольным копям, как некогда это делал призрак коммунизма в Европе.

Аналитический онлайн-журнал Геоэнергетика не занимается политологией, мы просто констатируем факты такими, какие они есть: у государства Российская Федерация не имеется ни одной акции ни одной российской угольной компании, угольная отрасль в нашей стране целиком и полностью находится в руках и под управлением частных владельцев. Но капитализм как экономический строй имеет врожденную особенность – неизбежную приватизацию прибыли и национализацию убытков. В случае кризиса, неверных управленческих решений, климатических аномалий, решений политиков и руководителей зарубежных стран банкротами могут стать российские частные угольные компании – это их риск, на то они и предприниматели. Но проблемы людей, которые могут остаться без работы, риск того, что волна банкротств прокатится по всей цепочке связанных предприятий (простой пример: после получения авансовых платежей произведена крупная партия того или иного оборудования для заказчика, который «вышел из строя» — нет окончательной оплаты – задержка по зарплатам, задержка по расчетам с поставщиками комплектующих, задержка с оплатой услуг естественных монополистов – банкротство предприятия уже не угольной, а машиностроительной отрасли), что возникнет чрезвычайная ситуация в том или ином моногороде неизбежно станет проблемой государства, неизбежно приведет к недополучению налогов местными и государственным бюджетом.

В угольной отрасли нашей страны непосредственно занято около 150 тысяч человек, не менее полумиллиона работают в смежных отраслях, угольные предприятия являются градообразующими для 31 города с общей численностью населения 1,5 миллиона человек. Уголь – это 50% генерации электроэнергии за Уралом и под 100% теплогенерации, для Арктики это едва ли не единственный энергетический ресурс, обеспечивающий сам факт существования населенных пунктов на побережье Северного Ледовитого океана и нижней части течения крупнейших сибирских рек. Уголь — это около 40% грузов для РЖД, это заказы для вагоностроительной отрасли и ее смежных предприятий. Даже если предположить, что случится чудо и газификация всей территории России в одночасье достигнет 100%, полностью расстаться с углем нам не позволит климат Арктики, Сибири и Дальнего Востока. Внезапные заморозки отменить не удастся, содержать резервные газотранспортные мощности, оборудовать подземные хранилища газа возле каждого населенного пункта невозможно, а вот иметь пиковую котельную и запас угля при ней – проблема решаемая.

Уголь и развивающиеся страны

Наш уголь был, есть и будет нужен нам самим, уголь был, есть и будет оставаться востребованным сырьем для черной и цветной металлургии, уголь был, есть и будет востребован в целом ряде стран для нужд энергетики. Тумберг может рассказывать что угодно, но на планете около миллиарда человек не имеет возможности пользоваться электричеством, еще около 700 миллионов человек получает электроэнергию с существенными перебоями и прочими проблемами, и именно в тех странах, где эти люди живут, нет достаточных средств для строительства АЭС, регазификационных терминалов для приема СПГ, газовых магистралей, ПХГ и распределительных сетей. А вот на электростанции угольные найти деньги, рассчитаться другими полезными ископаемыми, предоставить востребованные услуги такие страны могут.

Сложившийся стереотип: «Говорим «Ближний Восток», подразумеваем – нефть» прижился в наших головах давно, но реальность выглядит иначе — здесь уже сейчас работают угольные электростанции общей мощностью порядка 24 ГВт, проектируются электростанции еще на 41 ГВт. Оман планирует в ближайшее время построить первую угольную электростанцию мощностью 1,2 ГВт, в Египте проектируют строительство гиганта мощностью 6 ГВт, ОАЭ к 2023 году планирует завершить строительство двух угольных электростанций – на 2,4 ГВт и на 1,2 ГВт, строятся станции в Иране, в Иордании, продолжают работать угольные станции в Израиле. По оценкам МЭА (Международного Энергетического Агентства), к 2025 только в этом регионе установленная мощность угольных электростанций может достигнуть 77 ГВт общей установленной мощности (для сравнения – в России около 50 ГВт угольной электрогенерации).

В 2017-2018 годах в мире в стадии строительства находилось 260 новых угольных энергоблоков. Страны, запускающие новые энергоблоки: Бангладеш, Китай, Индия, Индонезия, Япония, Монголия, Пакистан, Филиппины, Сенегал, Южная Корея, и на этом список, конечно, не заканчивается. Можно «прогуляться» вдоль великого Нила – в его акватории немало стран, испытывающих проблемы с генерацией электроэнергии, которые не испытывают желания дожить до горячих конфликтов между собой в результате строительства плотин ГЭС. По оценкам ООН, к 2025 году без учета Египта, в Бурунди, Конго, Эфиопии, Эритрее, Руанде, Судане, Танзании, Уганде будет жить около полумиллиарда человек. Политика, военное сотрудничество – это, конечно, нужно и важно, но решающее влияние в этом регионе получит та страна, то государство, которое сумеет предложить оптимальный вариант создания крупной и сбалансированной энергетической системы.

Государственные программы развития или благие пожелания?..

В России действует «Программа развития угольной промышленности на период с 2015 года до 2030 года», у которой нет жестких показателей, только так называемые «основные ориентиры»: рост объемов добычи до 480 млн тонн, полное обновление производственных мощностей, ускоренное развитие на востоке страны, усиление промышленной и экологической безопасности, рост производительности труда в 3,5 раза. Там еще очень много красивых слов про «все хорошее» — развитие сырьевой базы, модернизация, реструктуризация, обеспечение технологического развития отрасли и укрепление научно-технической базы компаний и научных центров, развитие трудовых отношений, совершенствование системы подготовки профессиональных кадров и так далее. При этом запланированный объем финансирования из государственного бюджета должен составить 282 млрд рублей, из которых 150 млрд будет направлено на развитие и расширение инфраструктуры БАМа. Итого в остатке – 132 млрд рублей. На 15 лет. А результатом должен стать рост объема добычи на 100 млн тонн, рост производительности в 3,5 раза и «укрепление позиций России на мировом рынке угля». И пересматривать эту государственную программу никто не собирается – черного-черного угля нет ни в национальных проектах, ни в послании президента, единственное исключение Трехкомнатные квартиры в Воркуте по 3 тысячи долларов есть, 31 «угольный» моногород в стране есть, а изменений в программе – одна штука, касается оно строительства железной дороги Кызыл – Курагино, необходимой для освоение Элегестского месторождения коксующихся углей с запасами в 1 млрд тонн. Парадоксальная ситуация – правительство признает уголь одним из стратегических ресурсов, осознает его значимость для страны как востребованного в стране источника энергии, так и с точки зрения его экспортного потенциала, но заниматься координацией деятельности угольных компаний явно не спешит. «Свободный конкурентный рынок сам все решит»?

В России растет объем добычи угля, угольные компании инвестируют в развитие разрезов и шахт, то есть, как минимум, закупают всю необходимую технику и оборудование. Безусловно, получают заказы российские машиностроительные предприятия, но далеко не весь объем заказов размещается в нашей стране. Угольщики приобретают не только БЕЛАЗы, но и американские «Катерпиллеры», японские карьерные экскаваторы «Хитачи». Механизированные крепи для шахт импортные на 51,4%, комбайны для очистных работ в шахтах – на 81,4%, проходческие комбайны – на 38,5%, погрузочные машины – на 51,8%. В России на угольную отрасль работают более 40 производителей горно-шахтного и горнотранспортного оборудования, из которых за Уралом расположены 14, на Урале – 4. Основные угольные бассейны, разрабатываемые в нашей стране, расположены в Сибири, в Якутии, но машиностроение в этом направлении территориально не перемещается, потому даже текущие ремонты приводят к дополнительным транспортным расходам. Нет и никакой централизации при закупках импортной техники, потому нет в России и центров технического обслуживания зарубежных производителей, не говоря уже о локализации их заводов в нашей стране. Нет координации в такой деятельности – нет и снижения затрат на технологическое оснащение, нет и вклада в снижение себестоимости конечной продукции.

«Эффективные частные собственники» и «неповоротливый» государственный холдинг

Про рынок и эффективного частного собственника можно было бы говорить и дальше, если бы не одно малозаметное событие, происшедшее летом 2019 года. 26 июля в Хабаровске завершилась выставка «МАЙНЕКС Дальний Восток 2019», на которой ППГХО им. Е.П. Славского (Приаргунское производственной горно-химическое объединение) , подразделение горнорудного дивизиона государственной корпорации Росатом, представило новые погрузочно-доставочные машины ARGO, сборка которых производится в городе Краснокаменске Забайкальского края в рамках совместного проекта с компанией Aramine (Франция), и собственную модель ПД-2Э, которую выпускает ремонтно-механический завод в составе ПГХО.

«Собранные российскими механиками ПДМ успешно протестированы во Франции и уже приступили к работе на подземном руднике №1 ППГХО. Локализованная техника более чем на 20% дешевле импортной. Стоимость ее производства и эксплуатации — на 10% ниже своих кабельных, и на 15% — дизельных аналогов. Мы планируем расширить линейку совместной продукции и сконцентрироваться также на производстве шахтных самосвалов и другой вспомогательной техники», — сообщил в докладе на конференции «МАЙНЕКС Дальний Восток» исполнительный директор ООО «АРМЗ Горные машины» Игорь Семенов.

Еще раз, чтобы эта новость уложилась в головах поосновательнее. Пока эффективные частные собственники рыщут по всей планете в поисках наиболее эффективной горной техники, сражаются с производителями за скидки, на ходу придумывают, что и как делать в дальнейшем во время ремонтных компаний, неповоротливая, косная, забюрократизированная государственная корпорация разворачивает производство в Забайкалье.

Погрузочно-доставочная машина ARGO

Что-то – на уровне «отверточной сборки», что-то – уже собственные разработки, поскольку наработка необходимого опыта и компетенций только начинается. Росатом не рассуждает о причинах, из-за которых частные угольные компании не идут по этой же тропе, в корпорации видят нишу для себя и действуют. Ищут зарубежных партнеров, соглашающихся хотя бы на частичную локализацию, подбирают свободные производственные площади, готовят к новому виду деятельности профессионалов-ремонтников, и делают это все так, чтобы потенциальные заказчики могли увидеть новую технику не только на выставках, но и непосредственно в шахтах.

Координация действий как насущная необходимость

Под силу ли такая же подготовительная работа для 40 с лишним российских машиностроительных предприятий, старающихся выполнять заказы угольных компаний? Только в одном случае – при тесном сотрудничестве с угольщиками, при уверенности в том, что новые виды оборудования будут востребованы, при наличии финансирования. С Росатомом понятно – для того, чтобы организовать небольшое производство ему банковские кредиты не требуются, справился самостоятельно, а вот как обстоят дела у частных машиностроительных предприятий, даже спрашивать не надо. Если Росатом в этой нише оказался первым, то ответ уже имеется – да никак у машиностроителей с банковским кредитованием, да и о тесной кооперации с угольщиками все отлично, но только теоретически. Можно и дальше продолжать ждать, что «свободный рынок» и «эффективные частные собственники» все сами решат, но тогда не придется удивляться тому, что планы, заявленные в программе развития угольной отрасли на 2015 – 2030 годы плавно перетекут в какую-нибудь программу на 2030 – 2100 годы. Повезет с мировой конъюнктурой на уголь – цели будут реализованы, не повезет – не будут, виноватых традиционно не будет, а что будет происходить в тех самых угольных моногородах пусть думает какое-нибудь следующее правительство.

Экс-премьер-министр России Дмитрий Медведев

Самое удивительное, что координационная работа не требует гигантского бюджетного финансирования – аналитический центр, который взял бы на себя оценку потребностей угольной отрасли в оборудовании и в транспорте миллиардных инвестиций не требует. Что будет, если этим не заниматься, мы, к сожалению, уже можем оценить – бегущее прочь население Воркуты, задержки с зарплатой и банкротства, как только зима выдалась теплой, как только где-то там о чем-то своем договорились австралийцы с швейцарцами и японцами. Вопрос, можно ли вот такое отношение к угольной отрасли назвать государственным подходом, звучит риторически.

Уголь и уран, угольная отрасль и атомный проект

Раз уж речь, пусть и несколько внезапно, зашла о Росатоме, то давайте присмотримся к нему чуть внимательнее. Угольные компании России поставляют на экспорт энергетический ресурс под названием «уголь», Росатом поставляет на экспорт тоже топливо, только ядерное. На завершающем этапе находится строительство Белорусской АЭС, топливный контракт подписан до конца ее эксплуатации – на 80 лет. Активно идет строительство АЭС «Руппур» в Бангладеш, топливный контракт подписан до конца ее эксплуатации – на 80 лет. Еще не началось строительство АЭС «Эль-Дабаа» в Египте, но топливный контракт уже подписан – до конца ее эксплуатации, на 80 лет. Список можно и дальше продолжать, можно не полениться вспомнить о том, что долгосрочные топливные контракты практически не зависят от мировых спотовых цен на закись-окись урана (желтый кек), которая является конечной продукцией горно-рудного дивизиона Росатома. На 80 лет вперед наша атомная корпорация может строить планы своего горно-рудного дивизиона – добыть, очистить, обогатить, сфабриковать топливные сборки, обеспечить самих себя транспортно-упаковочными комплексами, заранее разработать и по максимуму оптимизировать логистику.

Для того, чтобы удерживать и расширять контролируемый сектор в мировой торговле ядерного топлива, в составе Росатома – собственные НИИ, собственные исследовательские реакторы, собственные конструкторские бюро, машиностроительные предприятия, опорные вузы ритмично подготавливают новых специалистов. Итог известен – Росатому принадлежит 66% проектов строительства новых АЭС в мире, Росатом только что реализовал прорывный проект первой в мире плавучей АЭС. Можно сравнивать дела в нашей угольной промышленности с уровнем, достигнутым отечественным атомным проектом. Можно, но горькая усмешка при этом сравнении неизбежна. При этом статистика баланса мировой энергетики тоже хорошо известна – на долю атомной генерации приходится 11% мирового баланса, на долю угольной – около 40%. «Детский» вопрос – какой из этих секторов имеет более серьезный экспортный потенциал в том случае, если и в угольной отрасли будут аккуратно скомплектованы НИИ и машиностроительные предприятия, какой сектор обеспечит большее количество рабочих мест, какой сектор по цепочке даст большее количество заказов смежникам, внесет вклад в развитие инфраструктуры Дальнего Востока, Якутии, Таймыра, Сибири, где сосредоточены наиболее перспективные угольные бассейны? Если наши угольщики возьмут на вооружение опыт Росатома, то итогом может и должно стать комплексное предложение для потенциальных заказчиков угля.

«Вот наш уголь. Вот наши технологии угольных электростанций, которыми мы сводим нагрузку экологии практически до нуля. Вот наши технологии газификации угля. Вот наши технологии фильтров, которые на 99,99% отсекают вредные выбросы. Вот наши технологии утилизации и переработки углекислого газа, золы и шлака. Нет, в ваших портах пылить ничего не будет – вот наши технологии на этот случай. Нет, перебоев с поставками не будет – мы ничего не фрахтуем, у нас собственный флот, поскольку с судостроением в России проблем нет. Вам в Судане, Танзании, Уганде и так жарко, обогревать ничего не надо? Понятно, вот вам вариант завода по опреснению воды. А вот – завод по производству материалов для строительства дорог с использованием золы и шлака. Подпись под контрактом на 50 лет ставить вот здесь – слева внизу страницы. Почему в контракте только российский уголь? А какие варианты у нас были – разрабатывать технологии для углей Австралии или Индонезии? Как все это работает? Собирайтесь, поехали в Россию – все изучите на месте. И народу побольше прихватите – нам специалистов для вашей страны готовить надо, кто-то ведь должен у вас тут работать на всех будущих предприятиях. Рассчитываться как? Да вон же у вас вольфрам, кобальт, железные руды, руды цветных металлов, природный газ и нефть, сейчас все обсудим. Что, и вы такие же технологии хотите? Хорошо, готовьтесь принимать наших геологов, они поищут, что тут в ваших недрах имеется по части уголька».

Фантастический диалог? Конечно. Вот только, если заменить слово «уголь» на слова «уран», АЭС, ядерное топливо – и мы обнаруживаем, что фантастика на этом и заканчивается. Росатом – это технологии атомных энергоблоков поколения III+, самого безопасного из всех имеющихся, оборудование ядерного острова которых уже выведено на промышленный уровень, это поставки ядерного топлива и решение вопроса с ОЯТ, облученным ядерным топливом, это профессиональная подготовка в «ядерных» вузах России будущих специалистов доброго десятка стран, это смежные предприятия, это уверенное развитие технологий – ядерных энергетических, ядерных, но не энергетических, энергетических, но ядерных и даже не ядерных и не энергетических. Российский атомный проект — это вполне рентабельный бизнес и одновременно – расширение сферы технологического влияния России в мире, это расширение и усиление самого атомного проекта. По каким же таким причинам те же самые слова мы все еще не можем произносить по отношению к угольной отрасли?

Пара слов от Бармалея

В советские времена был снят замечательный детский фильм «Айболит-66», в котором сказочный Бармалей сыпал вполне взрослыми афоризмами, один из которых «Это даже хорошо, что нам так плохо». Стремительное развитие газовой отрасли СССР на рубеже 60-х годов прошлого века стало причиной того, что для угольщиков этот афоризм звучит иначе: «Как же нам плохо, что нам так хорошо». Безусловно, газ в энергетике оказался более рентабелен, экологические проблемы едва ли не полностью решили законы химии – никаких золы и шлаков, выбросов углекислого газа в два раза меньше. Безусловно, ЕГС, единая система газоснабжения (ЕСГ), созданная в СССР и развивающаяся по мере сил в современной России – инженерное чудо света. Но оказались заброшены целые технологические школы, целые направления в угольной отрасли и направления, находящиеся на стыке угля и природного газа.

Впервые в мире идею о подземной газификации угля выдвинул Дмитрий Иванович Менделеев, но три НИИ, созданные в СССР еще в 30-е годы, в 60-е были попросту закрыты за ненадобностью. Практически прекращены были все разработки технологий сверхкритических и ульрасверхкритических электростанций, на экспериментальном уровне находятся все разработки, связанные с технологиями сжигания угля при помощи кипящего слоя. Слово «газгольдер» оказалось практически забытым – газификация угля при помощи технологий первой трети ХХ века менее рентабельны, чем использование природного газа. Даже такое эффективное решение проблемы взрывоопасности угольных шахт, как добыча метана угольных пластов (МУП) оказалось отложено «на потом», хотя соответствующие работы на одном из разрезов Кузбасса Газпром вел и заказчики вполне довольны полученными результатами. Приватизация угольных шахт и разрезов, произошедшая в 90-х годах, еще сильнее расстроила координацию внутри отрасли, которая и так уже находилась далеко не в лучшем состоянии.

Разумеется, не дело Геоэнергетики критиковать государственную политику и правительственные программы развития угольной отрасли – мы всего лишь констатируем имеющиеся факты, исполняя роль «капитана Очевидность». А вот рассказать обо всех технологиях, которые вполне способны снизить экологический урон при широкомасштабном развитии угольной энергетики там, где это экономически целесообразно, мы обязательно постараемся. Перечислить их в одном абзаце было уместно только в этой, ознакомительной статье, равно как и ознакомить вас, уважаемые читатели, что в реальности скрыто за громогласными призывами о декарбонизации мировой энергетики за счет полного отказа от использования в ней угля. Выводы, как обычно, предлагаем сделать самостоятельно.